– Либо она – его полная противоположность, – вдохновенно продолжила Инка. – И тогда она становится очень даже подозрительной.

– А Лешку возьмем с собой? – спросила я.

– Нет! – отрезала Инка. – Он останется здесь. Не хватало еще, чтобы он путался у нас под ногами и каждые пять минут приставал ко мне со своими идиотскими предположениями о том, что где-то видел Яна. Он меня этим нервирует, а у меня нервы и так на пределе.

Инку и правда трясло, поэтому я не стала говорить ей о том, что Ян никуда с острова не собирается, а оставлять Лешу с художником рискованно. И к тому же Лешка упоминает про Яна, только когда его видит, и, стало быть, если Ян останется на острове, а Лешка поедет с нами в город, Инке опасаться совершенно нечего. Когда мы пришли на пирс, выяснилось: обещанный на сегодня катер не пришел, так как сломался, и теперь вообще неизвестно, как и когда выбираться на материк.

– Очень мило, – возмущалась Инка. – Наверняка это они специально придумали. Пронюхали, что мы решили слинять с острова, и сломали катер.

– У тебя после травмы в голове полная каша, – заявила я ей. – Они были бы рады-радехоньки, если бы мы отсюда исчезли. Они тут и так боялись, что у нас с Яном что-то выйдет, когда же нашли в нашей келье с уютом расположившегося Лешку в одних плавках, то и вообще перепугались и теперь только и мечтают, как бы от нас избавиться.

Чтобы укрепить настоятеля в его подозрениях, мы посидели в келье у Лешки до темноты, и только после того, как к нам в третий раз заглянул отец Сергий и в третий же раз поинтересовался, чем мы тут занимается, мы удалились, чувствуя, что дело сделано и катер починят в рекордно быстрые сроки. Добравшись до своей кельи, мы обнаружили, что дверь заперта.

– Может, это не наша дверь? – предположила я, так как свечей мы до сих пор попросить не удосужились, а звездного света все же не хватало.

– Наша – третья от входа, – прошептала в темноте Инка!

Я сосчитала, и так как до трех я считала хорошо с трехлетнего возраста, то пришла к выводу: дверь наша, но заперта изнутри.

– Там кто-то есть, – заявила Инка, прижавшись ухом к стене. – Давай стучать! Мне не нравится торчать в этом коридоре, здесь как-то жутко.

Мы постучали. Потом еще раз. За дверью царило молчание. Тогда мы постучали ногами, но и это не помогло.

– Это уже свинство! – заявила Инка громким шепотом и навалилась на дверь всем телом. – Помогай! – сказала она мне.

Я навалилась рядом, но с другой стороны дверь тоже кто-то поддерживал. И при этом раздавались странные звуки, словно кто-то за дверью еле слышно бормотал молитву для защиты от злых духов.

– Слушайте, вы там! – неожиданно завопила Инка, которой, видимо, надоело шептать. – Открывайте немедленно! Мы тут живем!

Как ни странно, но это подействовало. Дверь открылась, и мы вошли в комнату. Посреди нее возвышалась темная скорбная фигура, которой раньше тут не было. При этом фигура никак не желала комментировать свое появление, молчала вообще. В довершение всего она расположилась на моей кровати. Я человек гостеприимный, но предпочитаю лично спать на своих простынях.

– Вы кто? – насторожилась Инка, которой с недавних пор все время мерещились засады и ловушки, расставленные на нее.

Фигура молчала, можно было подумать, что вопрос поставил ее в тупик.

– Вы, наверное, сегодня приехали? – проявила я чудеса догадливости, но тут же вспомнила, что катера сегодня не было. Тогда как могла эта особа вообще появиться на острове? По воде пришла, яко посуху?

– А как вас зовут? – зашла с другой стороны Инка.

Но на оба вопроса странная особа не сочла нужным отвечать. Мы молча таращились на нее. Наконец она открыла рот и произнесла:

– Это неважно.

После этого, решив, что процесс знакомства закончен, она полезла обратно в мою постель, на что я ей вежливо и указала. Вместо того чтобы от души посмеяться над недоразумением, наша гостья скорбно поджала губы и уставилась на меня с видом мученицы первых веков христианства.

– Постель надо взять в Красной гостиной, – пояснила я ей. – Хотите, я вас провожу? Они там еще не спят.

Напрасное сотрясение воздуха – ответа я не дождалась. Особа же пересела на свободную кровать (свою Инка предусмотрительно заняла) и осталась там в этом неудобном положении. Раздеваться и лезть в постель после того, как из нее только что вылезла эта ходячая странность, я не решилась. Так мы и сидели друг против друга в полной темноте. Лунного света хватало только на то, чтобы рассмотреть, что наша гостья одета во что-то темное, на голове у нее платок, а сама она уже не молода, но и не стара. Прочие подробности сливались в темноте в одно большое темное пятно.

Через сорок минут стало ясно: заснуть до тех пор, пока эта особа сидит в келье, нет никакой возможности. Посидев какое-то время и решив, что уже достаточно здесь освоилась, она начала обход кельи. Келья же была рассчитана на восемь человек, и места в ней хватало. Поэтому нашей гостье было где развернуться. Она заглянула под кровати, в шкафы и даже – очевидно, в поисках врагов – не поленилась отодвинуть заслонку на печке; печка выполняла тут чисто декоративную функцию, и угля к ней не полагалось. Выяснив, что реальных врагов тут, кроме нас с Инкой, нет, она приступила к обезвреживанию недругов потусторонних. Для этого обошла комнату три раза, крестя углы, дверные и оконные проемы и что-то угрожающе бормоча при этом.

– Как ты думаешь, она психическая? – перебравшись ко мне на кровать, прошептала Инка.

Мне и самой хотелось бы это знать. Те есть я не сомневалась, что наша гостья не вполне в себе, но меня волновало, какого рода у нее помешательство и бывают ли у нее приступы бешенства, а если бывают, то когда и чем вызываются. Но, на удивление, наша гостья успокоилась довольно быстро. Перекрестив все углы, она оделась и отправилась по своим делам, – видимо, сочла, что мы теперь будем в полной безопасности до ее возвращения.