Шрифт:
– Здравствуй, Юрка.
По измазанному грязью и кровью лицу текут слезы.
– Люська? Ты здесь?
– Там... моего нового оператора Колю... этот, бородатый... убил. Камеру расстрелял...
Я подхожу к ней и прижимаю ее голову к груди. Она трясется всем телом, дав волю плачу.
– Как он вас схватил?
– А так... В лагерь беженцев ворвался и устроил резню. Мы там как раз репортаж делали. Первых 15 женщин отобрал и, прикрываясь ими как щитом, ушел обратно.
– Тебя били?
– Дали пару раз, для послушания. Когда Колю убили, мне уже было все равно.
– Пошли ко мне.
Я веду ее к себе в штабной домик.
Люську накормили, приодели в военное обмундирование и уложили спать.
На следующее утро ко мне прибежал расстроенный сержант.
– Лейтенант, Зураб бежал.
– Как бежал?
– Так. Друзья помогли. Часовой был снаружи домика, а его друзья орудовали сзади. Выломали окно и он... ушел.
– Кто-нибудь тоже ушел с ним?
– Нет, все на месте. Зураб записку вам оставил.
Сержант протягивает мне клочок бумаги. Корявыми буквами на ней были выведены слова: " Мы еще встретимся, лейтенант."
– Составь донесение в штаб, - приказываю сержанту, - о дезертирстве Зураба и опишите его кровавые похождения среди мирных жителей.
– Хорошо, лейтенант. Там еще...
Сержант мнется.
– Да говори же...
– Тех женщин, которых вы отпустили, все равно поймали и изнасиловали. Они до дороги не дошли...
– Где они сейчас?
– Часть их я нашел и затолкал в транспорт. Наверно сейчас уже в городе. Остальные где то...
– Какая дурная война. За все время, что я здесь, серьезная стычка была только вчера...
– Лейтенант, вы сейчас бы думали не о стычке, а о себе. Не было бы дальше худо...
– Свои прирежут?
– К этому все и идет.
– Не будем опережать события. Давай сержант, составляй донесение, а я пройдусь по постам.
Люська проснулась и ковырялась ножом в банке с фасолью.
– Юрка, что мне делать дальше?
– Тебе здесь оставаться нельзя. Поезжай в Поти. Туда приходят наши суда, на каком-нибудь доплывешь до России.
– У меня нет документов... Ничего... Мне даже не поверят, что я репортер...
– Я тебе выдам справку с печатью.
Она кивает головой.
– Ты меня не оставишь на денек?
– Нет. Здесь очень опасно. Через два часа мы с тобой распрощаемся.
Я несу Люськин вещмешок. Она плетется за мной по тропинке.
– Скоро дорога?
– Скоро.
– Лучше бы оставил меня. Я бы пока репортаж на бумаге составила...
– Тихо... Заткнись...
Я скидываю мешок и сдергиваю автомат с другого плеча. Тихонечко снимаю с предохранитель. Люське машу рукой. Она послушно валится в траву. По кошачьи прохожу по тропке до большого дерева. Где то впереди зашелестела листва.
– Эй, кто там?
В ответ ударили автоматы. Я скачу за дерево и сорвав лимонку с пояса, забрасываю ее в кусты. Грохочет взрыв. Теперь я стреляю в сторону засады. Слышен треск сучков, кто то убегал.
На кустах лежит окровавленная фигура бойца из моего взвода. Я рванул его за ворот.
– Кто был второй?
– М... м... м..., - мычит он.
– Я тебя запомнил. Ты ходил с Зурабом в Грузию за женщинами. Помнишь наш уговор, ты должен умереть.
– Не... надо... Это все... Зураб... Он ранен... ушел...
Осколок гранаты попал ему в живот, прямо под бронежилет. Более мелкие осколки - изуродовали лицо.
– Люся, иди сюда, - кричу я.
Она появляется с мешком в руках.
– Ой ты, боже ты мой. Кто это?
– Не узнаешь? Это один из тех, кто тебя приволок от туда.
– Его надо перевязать.
– Поздно...
– Я... не хочу... умирать...
– хрипит раненый.
Сзади по тропинке топот ног. Это бежит сержант с тремя бойцами.
– Лейтенант, ты жив?
– Жив. А вот Зураб ушел...
– Арсен...
Сержант склоняется к раненому.
– Я уже..., - уже почти сипит тот.
И тут Арсен перешел на непонятный мне язык. С трудом выталкивал он слова, но сержант его понял. Он кивнул головой.