Голос у матери был низкий и властный. После двух-трех вопросов Беляеву хотелось заткнуть уши, уйти в себя, забаррикадироваться, что, впрочем, он успешно освоил. Задав эти два-три вопроса и не получив ответа, мать, как правило, отставала. Она ложилась в своем черном шелковом, расшитом алыми розами халате на диван, подбив высоко подушку, надевала очки, закуривала и принималась за чтение очередного толстенного романа по-французски. Прочитав несколько страниц, она начинала позевывать, затем Беляев слышал, как падала на пол книга и как сначала тихо, а потом громче комнату оглашал грассирующий храп. Зато какой неотразимой, красивой становилась мать, когда к ней приходил Герман Донатович! Ей было только сорок три года, и она была стройной, фигуристой женщиной.

За последние два года мать и сын подладились друг под друга: когда собирался прийти Герман Донатович, Беляев уходил к Лизе.

Наконец к полуночи, Беляев закончил все расчеты, зевнул, встал, подошел к дивану и потрогал мать за плечо. Она, как и обычно, быстро открыла глаза и спросила:

– Который час?!

– Уж полночь близится, а Германна все нет!
– сказал Беляев и пошел умываться перед сном, шаркая шлепанцами, надетыми на босу ногу.

В длинном обшарпанном коридоре было тихо, соседи уже спали. Только рук Беляева коснулась струя воды, как он подумал о том, что неплохо бы всю квартиру занять самому. Живут здесь три семьи, четвертая - он с матерью. Надо думать, просчитывать варианты... Вариант первый: мать выдать за Германа Донатовича и прописать его сюда. Но прежде Герману нужно развестись. Нет, это не то. Даже если он разведется, распишется с матерью и пропишется к нам - это перспектива нового размена. Не будет же Беляев всю жизнь с ними жить в одной квартире. Вариант второй: он женится на Лизе, прописывает ее сюда, в первые же три года она рожает троих детей... Вот тебе и квартира! Но сразу Лиза вряд ли согласится рожать - нужно закончить институт... Одно другому - не помеха! Пусть и рожает, и учится!

– Ну сколько можно умываться!
– услышал он сзади раздраженный голос матери.

Он закрыл воду над раковиной и принялся утираться полотенцем. Мать подошла к ванне, заткнула, нагнувшись, дырку, включила горячую воду и, не обращая внимания на сына, сняла халат.

– Спокойной ночи!
– сказал Беляев, выходя из ванной и слыша, как за его спиной щелкнула задвижка.

Беляев лег на свою кровать за шкафом и включил ночник. Некоторое время он смотрел в потолок, украшенный в местах соединения стен с потолком прекрасной лепниной, затем взял с тумбочки первую попавшуюся книгу, - а на тумбочке лежала добрая дюжина книг, - это оказался "Большой шар" Андрея Битова, и начал читать... "Трень-бом-динь! Трень-бом-динь!"

– Трень-бом-динь!
– зазвонил в семь утра будильник.

Беляев резко сбросил с себя одеяло и тут же встал. Еще, казалось, был во сне, но уже стоял. Это лучше, нежели давать себе послабление, успокаивать словами, что еще одну минуточку подремлю и тогда уж поднимусь. Сон накроет с головой и все планы, все обещания - под откос, весь день пойдет наперекосяк!

Беляев вышел из подъезда, огляделся, Комарова еще не было. Шел редкий снег, темный переулок был перечерчен длинными желтыми полосами света фонарей. Кое-где в домах горели окна. Беляев смотрел на снег, дышал нежным морозным воздухом, оглядывался на свой трехэтажный старинный дом и ему грезилось, что весь этот дом принадлежит ему...

Зеленый огонек Комарова показался внезапно.

– Долго спишь, - сказал Беляев, усаживаясь в теплую машину.

– Еле завел! Аккумулятор ни к черту... Пока искал "катюшу", потерял двадцать минут...

– Надо было прийти раньше на эти двадцать минут!
– жестковато сказал Беляев.

– Подумаешь, опоздал на пятнадцать минут, - отшутился Комаров.

– Не подумаешь!
– резко остановил его Беляев.

– Я же не нанялся тебя возить...

– Нанялся!

– Да я без тебя заработаю...

– Я тебе плачу больше!

– Ты еще ничего не заплатил!

– Слушай, кончай пререкаться...

– А ты чего возникаешь?!

– Я не возникаю, а там машины грузятся!

– Они и без нас погрузятся, - сказал Комаров, шмыгая носом.

– Это тебе так кажется!

– Посмотрим!

– Посмотрим!
– повысил голос Беляев, видя, что Комаров заметно прибавляет скорость. Он обиделся, насупился и до самого завода не проронил ни слова.

Беляев оказался прав. Машины еще не загружались. Главный инженер где-то бегал по территории, и его пришлось дожидаться. Когда он появился, выяснилось, что он не сумел достать кран, поэтому и не загружал машины. Но Беляев попросил все же загружать.

– Как вы там двадцать тысяч разгрузите?

– Разгрузим, - усмехнулся Беляев.

– Ну, смотрите, - сказал главный инженер и дал команду на погрузку машин.

Беляев вернулся к машине Комарова и сообщил ему эту "радостную" весть.

– Да ты с ума сошел!
– раздосадованно воскликнул Комаров и принялся подсчитывать вслух: - Даже если кладем по десять секунд на кирпич, то это будет двести тысяч секунд... А в одном часе три тысячи шестьсот секунд... Стало быть, за час... мы выгрузим триста шестьдесят кирпичей...

Беляев возразил:

– Это один человек выгрузит триста шестьдесят... А там четверо дожидаются и нас двое... Да еще сейчас в институт заскочим, я пару человек возьму...

Комаров почесал затылок.

– Это еще куда ни шло, - сказал он.
– Но лучше бы кран!

– Вот ты и будешь кран искать, пока мы занимаемся разгрузкой.

Мостовой кран загрузил все четыре машины за каких-нибудь полчаса кирпич был аккуратно уложен на поддоны, оставалось цеплять, поднимать и ставить в кузов. Объяснив шоферам подробный адрес, Комаров повез Беляева в институт. Баблояна Беляев нашел в просторной комнате СКБ, сразу же передал ему расчеты и спросил, как идут дела. Невысокий, плотный Баблоян, стекливший в это время очередной лист курсовой, обрадованно оторвался от работы, достал из портфеля сверточек и, передавая Беляеву, сказал: