– Итак? Книжки?
– повторил вопрос Иосиф Моисеевич.

– Да.

– Голые девочки, тысяча способов любви?

– Это я предпочитаю на практике, а не по картинкам, - сказал Беляев.

– Я, представьте, тоже, - сказал Иосиф Моисеевич.
– Девочками располагаете?

– В каком смысле?

– В прямом.

– В институте хватает.

– Студенточки?

– Именно.

Глаза Иосифа Моисеевича вспыхнули.

– Люблю молоденьких. У меня тут все условия, - сказал Иосиф Моисеевич, встал и приоткрыл дверь в еще одну комнатку, где стояла кровать, над которой на полке располагалась батарея импортных напитков, разных там джинов, бренди, виски... Другая стена была заклеена плакатами со смачными голыми девочками.

– Хотите коньячку?
– вдруг спросил Иосиф Моисеевич.

– Не откажусь.

– Это мне нравится.

– Что?

– Что не отказываешься. Ты заметил, что я перешел на "ты"?

– Заметил.

– Переходи и ты на "ты". Зови меня просто - Осип. Как Мандельштама.

– Хорошо, - согласился Беляев.
– Ося, у тебя есть кофе?

– Вот так. Просто Ося! Прямее связь. Точнее. Без интеллигентского мазохизма.

Коньяк был налит в рюмки, кофе варился на плитке. Выпили.

– Ты заметил, Коля, что я не подал тебе руки, когда ты вошел?

– Заметил. Я сам не всем протягиваю.

– Правда?
– глаза Иосифа Моисеевича блестели.

– Правда.

– Так вот, Коля, люди по большей части - свиньи. Это не значит, что ты свинья. Но не следует каждому подавать руку. Люди обожают, когда с ними обращаются грубо, но без хамства. И не надо называть их по отчеству. Попробуй того, кого ты величал полным именем, просто окликнуть, например, Ивана Петровича, который на тридцать лет тебя старше, - Ваней. Просто крикни ему - Ваня! И это сработает. Будут знать, с кем имеют дело. Со своим человеком!

Иосиф Моисеевич собрался налить по второй, но Беляев категорически отказался.

– Кофе, - сказал он.

– А второзаконие?

– Кофе!
– настоял Беляев.

– Ты обаятельный парень, - сказал Иосиф Моисеевич.
– Если есть обаяние, то оно неистребимо.

– Ты тоже, Ося, ничего!
– с едва заметным оттенком надменности проговорил Беляев, принимая чашку кофе.

На столике появились "Мишки" и бисквиты. Вследствие скрытности Беляева и способности иметь внешний вид, не соответствующий тому, что было внутри него, о нем в большинстве случаев слагалось неверное мнение: и тогда, когда оно было благоприятным, и тогда, когда оно было отрицательным. Он всегда чувствовал мучительную дисгармонию между "я" и "не-я". Он был трудный тип, и переживал жизнь скорее мучительно, чем как везунчик. Он просто понял, что основная линия поведения среди людей, завистливых и любознательных, должна быть ориентирована на закрытость "я". Трудное переживание одиночества и тоски не делает человека счастливым. Таковыми его делает практическое отстаивание своей независимости, своей судьбы.

– Меня интересует все, что связано с христианством, - сказал Беляев.

– В богословие ударился?

– В коммунизм, - твердо, без иронии сказал Беляев.

Иосиф Моисеевич расхохотался так, что затрясся его жирный живот.

– Ося, зачем ты назвался евреем вначале?

– Это данность. Я - еврей. Об этом сразу и сказал, чтобы отбросить всякий нездоровый подтекст.

– Я же не назвался русским?

– Это по тебе, Коля, и так видно!
– И вновь расхохотался.

– И что же ты увидел в русском лице? Иосиф Моисеевич щелкнул пальцами, причмокнул губами и сказал:

– Отсутствие легкости. Какая-то вечная забота на челе. А это признак не совсем верной ориентации в жизни. Впрочем, это - тема трудная... Итак, христианство. Библия есть?

– Она-то в первую очередь и нужна.

– Вот тебе Библия!
– он достал откуда-то из-за толщи книг небольшую книжечку в мягком переплете.
– Бумага папиросная, издано в Дании. Правда, дорого.

– Ничего.

Далее пошли одна за одной ложиться на стол книги Штрауса, Ренана, Флоренского, Владимира Соловьева, Филона, Иосифа Флавия... А Беляев все говорил - беру.

– Денег не хватит!
– смеялся Иосиф Моисеевич.

Когда скопилась гора книг и поиски были закончены, Беляев спросил:

– Сколько?

Иосиф Моисеевич не спеша сел к столу, достал из ящика счеты и принялся стучать костяшками.

– Две семьсот!
– подытожил он.

– Согласен, но со скидкой, - сказал Беляев, улыбаясь.
– Как оптовый покупатель.

– У тебя, Коля, есть коммерческая жилка. Что ж, - задумался хозяин. Десять процентов могу дать.

– Пятнадцать.

– Одиннадцать.

– Пятнадцать.

– Двенадцать.

– Съеду на четырнадцать, - сказал Беляев, - И соглашусь напоследок выпить рюмку коньяку!

– Черт с тобой! Так, две семьсот минус четырнадцать процентов...

– Триста семьдесят восемь... Я должен - две триста двадцать два, - в уме быстро решил задачу на проценты Беляев.

Иосифу Моисеевичу осталось лишь проверить эти данные на счетах. Беляев отсчитал двадцать сотен, двенадцать четвертаков, два червонца и два рубля.