2

Костя, сбив у двери с валенок снег, повесил на гвоздь ватник.

Мать участливо спросила:

– Замерз?

– Холодюка... Кровь в жилах мерзнет.
– Костя приложил руки к печке. Зима какая-то - не поймешь. То дождь, то метели, а то вдруг заледенеет так - дышать трудно...

– Намутили там, в космосе, вот и капризничает.

Мать, смахнув со стола тряпкой в руку крошки, достала посуду и загремела заслонкой.

– Поешь пока. Небось проголодался за день-то?..

– А ты думала? Потопай-ка целый день на такой стуже.

– Отца-то не встречал?

– А что, нет дома?

– С самого утра ушел и не возвращался. Не напился бы...

– Это ради чего бы? Причин на то никаких нет.

– Было бы желание. У кого, у кого, а у твоего бати всегда луковка во щах...

На крыльце звучно запели половицы.

– Ну вот и пришел - с усмешкой заметил Костя.
– Куда ему деться?

Шевлюгин тяжело перешагнул высокий порог, бросил на лавку рукавицы. От покрытого инеем полушубка пахнуло горьким запахом табачного дыма.

Он неторопливо разделся. Одернул рубаху, присел за стол.

Костя искоса посмотрел на него:

– Как же ты сегодня трезвый?

Скуластое, с узкими, монгольскими глазами лицо Шевлюгина перекосилось в злой усмешке:

– Ну ты, заячий радетель! Тебе помолчать бы. Ты лучше бы капканы приготовил. Да поутречку в лес... Понял, что сказал тебе?

– Понял.

– Вот то-то... А ты, мать, давай-ка мне что-нибудь там пожевать. Проголодался, как пес бездомный.

– А кто тебя от дома гонит?
– проворчала Марфа.
– По целым дням невесть где шатаешься.

– Дела, мать, дела. Волка ноги кормят. Так и тут. Вода под лежачий камень не течет.

После ужина, не одеваясь, Костя выскочил в сени, принес зубастые капканы.

Шевлюгин повертел их в руках и, удовлетворенно крякнув, пошел в спальню.

3

Еще все спали, а Костя был уже в лесу. На пути зыбкой стеной вставали молодые осинки. С их отяжелевших крон предутренний ветерок сбивал серебристую пыль, крутил ее между стволов, гнал по белым сугробам. Костя часто останавливался.

Звонкая тишина. Скажи слово - и оно сломается, зазвенит, как разбитый хрусталь... А вокруг в разные стороны разбегались большие и маленькие следы - все это оставила ночь.

Будто по книжке, читал Костя проделки зверей. Вот у сломанной ветром осинки собрались на пир зайцы, но, почуяв лису, разбежались. Белка спрыгнула с дерева на снежную замять, чтобы вскочить на соседнюю елку и полакомиться там шишками. У чертополоха снег мелкой строчкой прострочила ласка. Поймав полевку, она нырнула в сугроб, под корни разбитого грозой дуба.

И тут же немного поодаль Костя увидел следы волка. Они резко выделялись на снегу: крупные, глубокие. У пригорка показалось еще несколько волчьих следов. Отсюда хищники трусили друг за другом.

У леса волки пересекли лосиный след и пошли по чащобе. И, сам не зная почему, Костя тоже направил лыжи за сохатым.

Макушки сосен тронуло позолотой. Всходило солнце. Под мохнатыми зелеными елями все еще бродил сизый сумрак, и снег от него казался голубым-голубым.

Лосиные следы вели через березняк, далее должна быть поляна. Почти каждую неделю Костя в чащобе нарубал молодых осинок и, по примеру Прокудина, перетаскивал их к березовой рощице, втыкая в сугроб. Лоси начисто съедали сочные горькие ветки.

На поляне снег был притоптан, будто здесь ночевал не один лось, а целое стадо. Взгляд перехватил рдеющие, как ягоды клюквы, пятна на сугробе.

"Кровь!.." Костя приостановился у рогатого куста жимолости. Вокруг обглоданные кости. Так вот куда вела волчья тропа! Из-под можжевельника на него смотрели широко открытые мертвые глаза лося. На их блестящей, чуть влажной роговице, как в зеркале, отражалось бледное небо.

Косте показалось, что он уже видел эти глаза. Возможно, не раз их встречал на зимней лесной тропе. Это, видимо, был старый, огромный лось с большими, кустистыми рогами. Костя подошел к можжевельнику, взялся за витой отросток рога, оторвал от земли тяжелую голову. Из-под снега взметнулось мохнатое ухо.

– Не Буян ли?
– взволнованно произнес он.

Бережно опустив в сугроб лосиную голову, Костя снял шапку. Постоял немного. Потом поспешно расставил капканы, замел следы еловыми лапами. Уходя, снова взглянул на голову лося:

– Неужто Буян? Не может быть!..

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

1

"Фью-ить!.. Фью-ить!.." - звенела тонкая трель малиновки.

Маковеев вылез из кабины, прислушался. К малиновкам присоединились чечетки, и тут же их сменил посвист щеглов.

"Что за чертовщина!" - мысленно выругался Маковеев. Сказав шоферу, чтобы тот ехал к конторе Приокского лесничества, он пошел по укатанной санями дороге. Голоса лесных певчих серебряными колокольчиками звенели в сухом морозном воздухе.