Буравлев, смущенно покашляв, опустил глаза.

– Неловко как-то получилось. Я просто не привык к неожиданностям.

– Глупый ты, оказывается, еще, - в голосе Стрельниковой зазвучали ласковые нотки.
– Разве можно в таком состоянии оставлять женщину? Я же к тебе со всей душой... А я ждала, думала - вернешься! Обидно. Всю ночь проплакала.
– И вдруг повернула разговор на другое: - По какому это делу Жезлов приезжал? Все что-то вынюхивал: что да как? Давно ли знакомы? Я прямо не знала, что и отвечать.

– Вот и хорошо, что интересуется. Значит, не безразличен ему, шутливо заметил Буравлев.

– Может, зайдешь? У меня там кое-что для тебя припасено...

– Не обижайся, Евдокия Петровна, я вот так занят, - Буравлев провел ребром ладони по горлу.
– Рад бы, да, к сожалению, не могу. Может, как-нибудь в другой раз...

– К чему все это говоришь?

Он молча пожал ей руку.

Сосновка была позади. За снежными волнами скрылась избушка Стрельниковой, а Буравлев все еще спрашивал себя: "Зачем все так случилось? Зачем? И нужно же было к ней заходить в дом, пить эту ненавистную водку!.. А теперь вот..." Да иначе он и не мог поступить. Он любил в жизни только ее, свою Катюшу. Пусть она даже теперь недоступна ему, но он думал только о ней, мысленно нашептывал ей ласковые слова...

У спуска к реке Буравлева насторожил невнятный шорох, доносившийся из еловых зарослей. Чтобы не выдать себя, он зашел с наветренной стороны за ствол дуплистой старой осины и стал прислушиваться. Шорох нарастал. Из чащи на дорогу вышел огромный лось. Раскидистые рога его были необычайно красивы, и шел он величавой походкой.

Лось, сделав несколько шагов, приостановился. Рядом с ним была молодая поджарая лосиха с белой звездочкой на лбу. Она прижималась к его боку, терлась мордой об его тугую шею. Втянув в себя широкими ноздрями воздух, лось сошел с дороги и скрылся в чащобе. Вслед за ним вышло еще несколько пар лосей, они также пересекли зимник.

Буравлев не мог оторвать от них взгляда. Настолько была величественной картина...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

После встречи со стаей Корноухого за Климовой сторожкой Буян и лосиха изменили свой обычный обход Светлого урочища.

На рассвете, пожевав осиновых веток, они откочевали в глубь Барановских лесов. Густой ельник мешался с березняками, дубравы чередовались с сосняком, а Буян все вел и вел лосиху дальше на запад, отыскивая безопасное для зимовки место. Они обходили глубокие овраги, пересекали занесенные сугробами лесные ручьи. Деревья начали редеть, в прогалы между стволами забрезжил свет, и лоси вскоре спустились в большую, поросшую ивняком и черноталом лощину. Там они устроили привал.

Новое место не особенно нравилось Буяну и лосихе. Передвигаться здесь было трудно. Сугробы доходили почти до самых пахов. Намного меньше, чем в Светлом урочище, и молодых деревьев. Зато не попадались волчьи следы, не доносился сюда яростный лай и резкие, пугающие выстрелы. И днем и ночью над лощиной стояла глухая, сонливая тишина. Изредка лишь потревоживал ее слабый писк гаечки или стук работяги-дятла.

Лоси ели горько-кислую сосновую хвою, с хрустом ломали тонкие побеги берез. На болотных чистинах разгребали снег, лакомились пушистым мохом. Но ягеля в этих местах было мало, хвоя и березовые ветки уже приелись.

Буян все чаще и чаще стал засматриваться на восток. Его тянуло к человеческому жилью, к стогам сена, к разбросанному по урочищу лизунцу.

На лес вползало солнце. Нависло холодное небо. Сбивая лапами серебристый иней, по веткам лазили красноперые клесты. С верхушек старых елок тонкой струйкой сыпалась кухта. Снежок запорошил горбоносую морду Буяна, ровным слоем покрыл спину лежащей лосихи.

Лосиха шумно поднялась из-под елки. Звучно захрустел снег. Буян помахивал головой. Лосиха положила ему на спину свою голову, дремала.

Как только оранжевое солнце начало сползать с верхушек сосен, вниз по лесу потянулись тени, Буян и лосиха тронулись в путь. К лощине они больше не возвращались.

2

Буян вел лосиху по давно знакомым обходным путям. Ежедневно и парами и в одиночку к ним присоединялись сородичи. Теперь за Буяном шествовало стадо.

Лоси шли медленно. Много ели, часто отдыхали. Там, где оказывалось обилие корма, Буян задерживал стадо до тех пор, пока не израсходовалась пища. Звери утаптывали снег, широко расходились по лесу, а после кормежки снова шли вместе. На одном из привалов примкнуло еще стадо, а за ним еще и еще... Буян стал вожаком.

Буян все чаще и чаще сворачивал к проселкам, к линиям электропередач, сплошь заросших молодым осинником и ивняком, выводил стадо на укатанные проселки, по зимникам собирал раструшенное сено. Нередко дороги выводили к тихим деревушкам. Лоси недоверчиво, боязливо встречались с людьми. Но не шарахались от них.

В конце января Буян вывел стадо к Светлому урочищу. Неподалеку от Оки, на старой гари, лоси остановились. Здесь много молодой рябины, осинника и черемухи. Кустились семейки ольшаников и чернотала. Бурая спина вожака с седым ворсом остевых волос глянцевито поблескивала, округлились, стали крутыми бока.