Мало кто мог предположить, что подбор людей, которые должны были помочь ему создать большое и прибыльное предприятие, производил не кто иной, как его жена. Она иногда появлялась на фабрике, знакомилась с мастерами и присматривалась к рабочим, но я с ней знаком не был и знал только, что все, кому довелось поговорить с ней, были от нее в восторге, причем похвалы, расточаемые ей, неизменно заканчивались выражением недоумения: как это такая женщина могла выйти замуж за мистера Бодстерна.

И вот мистер Бодстерн пригласил меня к себе домой на обед. Это явное отступление от обычных правил удивило весь персонал конторы, - оно приписывалось желанию Бодстерна узнать мнение жены о моей особе.

Он отвез меня к себе домой сразу же после работы. Я сидел на заднем сиденье его длинного черного автомобиля и смотрел на улицу, по которой ходил каждое утро и каждый вечер. Я отмечал про себя все трудные и легкие для меня участки пути и крутой подъем в конце улицы, где обычно давала себя знать усталость после долгой ходьбы. Сейчас я пролетел это расстояние без малейшего усилия. Мне страстно захотелось иметь машину.

От ворот к дому мистера Бодстерна шла аллея, извивавшаяся между деревьями и кустами; заканчивалась она круглой асфальтированной площадкой, раскинувшейся перед увитой плющом верандой. Мы поднялись по ступенькам; миссис Бодстерн ожидала нас на пороге. Веселая, чем-то напоминавшая птичку, - она, казалось, дышала счастьем, - а глаза у нее были такие, словно она ждала, что в каждом человеке ей сейчас откроется какое-то чудесное качество.

Она нежно поцеловала мужа, положила руку мне на плечо, как бы приветствуя старого друга, и повела меня в устланную ковром и заставленную креслами комнату, где я и расположился у пылавшего камина.

Мистер Бодстерн ушел к себе в кабинет, жена его хлопотала в кухне, но каждые несколько минут она появлялась оттуда и перебрасывалась со мной несколькими словами. Ее дружеское обращение, самая интонация, казалось, говорили о том, что мы с ней отлично понимаем друг друга и что нам нет нужды знакомиться ближе.

Уже очень скоро она вовлекла и меня в сферу своих забот, основной целью которых было доставлять радость мистеру Бодстерну. Рассказывая, что она приготовила на обед, она закончила описание какого-то мясного блюда словами:

– Я уверена, что мистеру Бодстерну оно понравится. А как вам кажется?

Я поспешил подтвердить ее предположение.

Мне же обед никакого удовольствия не доставил. Между мистером Бодстерном и мной могли существовать только определенные отношения: он был хозяином, а я его служащим. Эти отношения позволяли нам обмениваться репликами, создававшими видимость известного равноправия, на деле же эти реплики свидетельствовали лишь об убежденности мистера Бодстерна в том, что проявление в разумной пропорции дружеских чувств может польстить самолюбию служащего, внушить ему уверенность в своих силах и поощрить в нем желание служить хозяину.

Мое присутствие за столом требовало от мистера Бодстерна некоего балансирования между дружеским расположением и приличествующей хозяину сдержанностью. Он должен был сочетать наши служебные отношения с гостеприимством, подразумевавшим некое равенство. Без содействия жены это было бы для него трудным делом, - но он вышел из положения, возложив проявление дружеских чувств на жену, сам же ограничился ролью благодушного наблюдателя.

Сразу же после обеда он положил конец этой ситуации, удалившись в свой кабинет и оставив меня на попечение миссис Бодстерн, которая села со мной у камина и завела разговор о книгах, музыке и мистере Бодстерне.

– Он кажется очень строгим, - сказала она мне доверительно, - но это милейший человек в мире. Я счастлива, что имею такого мужа.

Мне казалось, что счастливым должен почитать себя он.
– но свои мысли я сохранил про себя. Такой комплимент прозвучал бы дерзостью. Да она в нем и не нуждалась.

Хотя, как знать? Может быть, впечатление, которое производил на других ее муж, уязвляло ее самолюбие, и она ждала от меня подтверждения того, что созданный ею идеальный образ - отвечает действительности. Похвала ее мужу была бы похвалой ей самой.

Какое впечатление я произвел на нее - не знаю. Она держалась непринужденно, ничем не давая мне понять, что меня привезли сюда для того, чтобы она составила обо мне мнение, и я без всякой робости рассказывал ей о своей жизни. Я сказал и о том, что хочу писать книги.

– Как часто мне хотелось быть писательницей, - заметила она.
– Наверно, почти все проходят через это. Люди склонны воображать, будто то, что пережили они, не пережил больше никто и им обязательно хочется описать свою жизнь. Что и говорить, это печальное заблуждение. Ведь столько сил тратится по-пустому. Лишь очень немногие испытали в своей жизни нечто такое, что достойно описания. Большинство же, - как мы, например, - живут жизнью, в которой ничего не случается. И никогда не бывают довольны тем, что им приходится делать.

Она с улыбкой посмотрела на меня.

– Надо принимать жизнь такой, как она есть. Что толку в мечтах? Если не посвятить себя подходящей работе, никогда не удастся разбогатеть.
– Она похлопала меня по плечу.
– Разве вам это не ясно самому? Счастье - это то, что вокруг нас. Надо целиком отдаться делу, и в один прекрасный день вы станете богатым человеком.

Я хотел возразить ей, что вовсе не стремлюсь разбогатеть, но знал, что она не поверит, сочтет меня лицемером.

– Муж говорит, что из вас получится отличный бухгалтер, - добавила она.