Оказалось несколько неожиданным и для меня самого, что я разбираюсь не только в системе Станиславского, но и ещё в одном методе, применяемом режиссёрами в работе с артистами, - этот метод называется методом физических действий. И заключается он вот в чем, но это так... грубо и ориентировочно: в отличие от системы Станиславского, которая приводит актера к правильному внешнему состоянию через правильное внутреннее состояние, то есть через внутреннее к внешнему. Метод же физических действий старается через правильное физическое поведение актера привести его к нужному внутреннему состоянию, то есть, наоборот, через внешнее к внутреннему...

– Иванов, ну, как тебе сказка про волшебника ЕЩЁРАЗА!
– спросил Кутырев.

– Всех бы вас, - сказал я, помедлив, - к пираньям во время отлива... всех... кроме Ани... А так ничего, ничего, я немного доволен.

– Иванов немного доволен! Иванов немного доволен! Иванов немного доволен!
– пронеслось по залу и по сцене.

– Но потом, когда... имейте в виду... но, несмотря на... это, я разрешаю, только я не очень-то разобрал, по какой все-таки системе вы работаете? Борис, кстати, о стыке театральных наук... Вы, конечно, не знаете, что, кроме системы Станиславского, в работе с актерами есть ещё так называемый метод физических действий, - меня так и подмывало все-таки прочитать этим начинающим и ленивым и нелюбопытным людям лекцию о методе физических действий.

– Юрий Евгеньевич! Не губи мою режиссёрскую карьеру, - взмолился Борис Кутырев, - ты же обещал не разражаться?

– Не знаешь - не берись, не можешь - не борись, - прошептал я одними губами и решил про себя: "Ладно, погублю я этого Кутырева, но потом! Позже!.. Чтобы не занимался бессистемно театральным искусством!"

– И так в твоём присутствии бог знает что происходит, - продолжал жаловаться Кутырев.
– Жонглёр раньше не ронял ни одной булавы, а сегодня, в твоем присутствии, он ни одной булавы не поймал. Актёры не выполнили ни одной из поставленных перед ними сценических задач. Кроме Ани...

– Как, разве выступал жонглёр?
– удивился я.

Выступление жонглера я и вправду как-то не заметил, поглощенный своими мыслями.

– Слушай, Брунова, у меня есть к тебе серьезный разговор, ты ко мне зайди.

– Когда?
– спросила Аня.

От такого моего предложения она так растерялась, что даже покраснела, что даже воскликнула:

– Господи, твоя воля! Счастье-то какое! Иванов свидание мне назначил! Где это записать?!

– Как где? В воспоминаниях, - вырвалось у меня невольно.

– А когда зайти-то?
– продолжала причитать Брунова.

– Зайдешь... лет через пятнадцать - двадцать.

От такого моего предложения она растерялась ещё больше и ещё больше покраснела.

– Через пятнадцать лет у меня будет ревнивый муж, - сказала она.

Мне понравилась её находчивость, в конце концов, все сотрудники, окружающие сверхкосмонавта, должны быть находчивыми, а сам сверхкосмонавт должен быть сверхнаходчивым. Всё нормально.

– Друзья, но давайте всё-таки работать, - взмолился Кутырев.

– Давайте, давайте, - согласился я, зная, что сейчас начнется то, ради чего я и пришел.

– Сейчас мы тебе сыграем клоунаду, - сказал Кутырев, обращаясь ко мне.
– Только дай слово, что ты до самого конца не будешь перебивать нас своими знаниями!..

– И больше того, - поддержал я Кутырева, - если мне твоя клоунада понравится, я твоим клоунам подарю способности гекконов!

– Каких ещё гекконов?
– испугался Кутырев.

– Тех самых гекконов, которые ходят по потолку.
– И я быстренько скороговоркой проинформировал всех о том, что семейство гекконов из отряда ящериц знаменито тем, что его представители могут передвигаться по вертикальным, совершенно гладким поверхностям и в погоне за мелкими насекомыми бегать по потолку, словно по полу.

– А зачем нам от тебя такой подарок?
– удивился Кутырев.

– Как зачем?
– сказал я.
– Вы же играете клоунаду про космос, вот твои клоуны и будут ходить по потолку, как гекконы.

– Но я надеюсь, - сказал Кутырев, - ты не сейчас нам подаришь эти способности.

– Нет, нет, - ответил я, - со временем, конечно.

– Ах, со временем, - успокоился Кутырев.
– Тогда другое дело. Можешь не торопиться со своим подарком.

И с этими словами Кутырев побежал за кулисы. Затем вышел из-за занавеса на просцениум. Я с настороженным любопытством уставился на Кутырева.

– Предлагаю вашему вниманию клоунаду, - неуверенно громким голосом объявил Борис Кутырев, - под общим названием "Слепой космический полет!". Часть первая: "Три, два, один. Пуск!" Часть вторая: "Вдоль по Юпитерской!.."

Занавес открылся, и то, что я увидел на сцене; привело меня в некоторое замешательство: на заднике были срисованы космические сюжеты с картин художника Соколова, а также космонавта и художника Алексея Леонова. Но вместе с этим на площадке сцены под тремя металлическими трубами, сваренными треногой, стоял обыкновенный стул. На треноге, перекинутая через блок, висела толстая верёвка, один конец которой был привязан к спинке стула, другой конец верёвки держали в руках пять или шесть ребят в противоперегрузочных костюмах. Я-то думал, что увижу на сцене хотя бы макет ракеты с заправочной мачтой или что-нибудь похожее, а тут - стул и рядом со стулом почему-то цинковое ведро с дужкой.