Вот так. Не Сталина, а ГКО решение.

Желающие могут прочесть, как там было дальше, и представить себе всю степень еременковской незаслуженной обиды длиною в жизнь и его чувства -также в жизнь длиною - к ни в чем не повинному Рокоссовскому, а заодно и к передавшему приказание Жукову.

Этот способ так вождю понравился, что он ввел его в обиход: начинает операцию один - завершает другой. Подобный эпизод состоялся при ликвидации Корсунь-Шевченковской группировки. На сей раз вождь столкнул Конева и Ватутина. Опять был аналогичный приказ номер 22022 от 12 февраля 1944 года.

"Ватутин был очень впечатлительный человек. Получив директиву, он тотчас позвонил мне и, полагая, что я был инициатором этого перемещения, с обидой сказал:

– Товарищ маршал, кому-кому, а вам-то известно, что я, не смыкая глаз несколько суток подряд, напрягал все силы для осуществления Корсунь-Шевченковской операции. Почему же сейчас меня отстраняют и не дают довести эту операцию до конца? Я тоже патриот войск своего фронта и хочу, чтобы столица нашей Родины Москва отсалютовала бойцам 1-го Украинского фронта…

Столица нашей Родины 18 февраля отсалютовала войскам 2-го Украинского фронта. А о войсках 1-го Украинского фронта не было сказано ни одного слова. Я думаю, что это была непростительная ошибка Верховного."

Ах, Георгий Константиныч, Георгий Константиныч… Нам, глупцам, годы понадобились, чтобы увидеть смысл в поступках вашего властелина. Но вы-то в штабных кознях свору собак съели, вам-то ведом был смысл этих движений, что же вы и по смерти выгораживали своего начальника? О мертвых либо хорошее, либо ничего? Не о Сталине же.

Впрочем, в шестидесятые, в противостоянии диссидентам, власть полна была решимости поддержать авторитет государственности, даже сталинской, и цензура давила любое замечание об ошибках великого вождя. Так что и такое замечание Жукова изрядным вольтерьянством было.

Но и то надо признать, что в этих делах вождь ошибок не допускал. Все было расчислено. Генералов надо ссорить, а славу делить так, чтобы не создать ореола вокруг какого-нибудь нового Гениального Полководца и потенциального - на основе военной, славнейшей из слав, особенно после такой войны - нового Великого Вождя и Учителя. Уж и с Жуковым не знаешь, что делать, а тут Ватутин. Ватутину и взятия Киева заглаза хватит, столица Советской Украины, да в канун праздника Октября, понимаешь. Если ему и Корсунь-Шевченковскую операцию отвалить, тогда и вовсе…

Словом, НЕ НАДО!

Несправедливость потрясла эмоционального Ватутина. А вот еще такая спекуляция: полагаю, что поездка командующего 1-м Украинским фронтом в 13-ю и 60-ю армии, стоившая ему жизни, была им предпринята 28 и 29 февраля 1944 года с целью лично - не по телефону же, прямо смершевцам в уши!
– переговорить с командующими армиями, с боевыми соратниками своими, как и он, не спавшими ночей и обделенными заслуженной славой за проведение тяжелейшей операции, поплакаться на судьбу и, как говорится, залить горе. Это безрассудство по-человечески понятно. События в створе фронта развивались нормально, оперативной надобности в поездке не было. Но командующие фронтами - и они всего только люди. И они под одеждой голые - менее, кстати, безобразно, чем их вождь и главнокомандующий. (Не надо также забывать, что Сталин, великий врач, как и полководец, как и корифей языкознания и всех других наук, запретил ампутировать Ватутину ногу против настояния распознавших гангрену врачей. А когда разрешил, то операция по своевременности сравнима могла быть лишь с операцией по эвакуации Киевского укрепрайона.)

Наконец, так же развел Сталин самого Жукова с Коневым и даже с Рокоссовским. 1-й Белорусский фронт Рокоссовского был нацелен на Берлин. Перед штурмом Рокоссовского перевели на 2-й Белорусский, а на 1-й поставили Жукова. Это и положило конец сердечным отношениям двух старых товарищей. Их дружба, перенесшая многое, этого перенести не могла. (Не уверен, что озлобленность возникла. Скорее, просто неловкость в отношениях.) А 1-му Украинскому фронту Конева в штурме Берлина не отвели створа для наступления. Лишь в последние дни апреля Сталин раздраженно стер разграничительную линию на шестидесятикилометровом участке, и то после многократных представлений начальника Генштаба А.И.Антонова. Антонову эта настойчивость стоила маршальского звания.

Наверное, на взятие Берлина Жуков напросился сам - себе на беду. А умный Сталин не предостерег и не отказал. Неудивительно, что сразу после победы, уже в 45-м, Жуков оказался в изоляции. Он был хорошим полководцем и худым дипломатом. Сталин вполне насладился как одним, так и другим его качеством, безжалостно, как нацист-летчик, расстреливавший на бреющем полете метавшихся на поляне красноармейцев.

Пользуясь ключом интригантства, можно наново прочесть все поступки Сталина на его посту Верховного и на многих других, опрометчиво доверенных ему товарищами по партии до того, как он сам стал назначать себя на посты. Никто из них так и не взял на себя миссии последнего дружеского объятия с динамитным поясом на собственном теле. От многих проблем был бы избавлен народ одной шестой части обитаемой суши.

Конечно, учили нас верно, персональный террор - не метод борьбы. А массовый - метод? Да и кто учил-то? Те, кто учением этим о своей безопасности радели?

Не в ту цель ударили пули Гамарника, Горячева и других. Не нашлось Штауффенберга в Кремле до войны, до террора, до всего. Вот только портфель оставлять не надо было. Надо было самому оставаться с портфелем. Просто исключить себя из дальнейшего графика - и все.

Впрочем, теперь пропагандировать сей метод нелепо. Желающие умереть с пластиковым поясом на теле ради того, чтобы унести с собой побольше невинных жизней, толпятся в очереди.