Мордовцев Даниил Лукич
Шрифт:
Царь вскочил. В дверях стоял Орлов, страшный, исхудалый, весь в грязи, с искаженным лицом и трясущеюся челюстью.
Увидев царя, он крыжом упал [59] к его ногам.
– Вели, государь, казнить гонца своего за недобрые вести! О! О! стонал он.
Лицо Петра было страшно, оно все судорожно дергалось.
– Встань, Иван, - тихо, глухо сказал он.
– О, Господи! Не родиться бы мне на свет Божий!
– стонал Орлов.
– Встань! Говори все, - приказал царь.
– Я не баба, не сомлею.
59
…крыжом упал… - то есть упал плашмя, раскинув руки в стороны, как четырехконечный католический крест - "крыж".
Орлов приподнялся. Виниус так же дрожал. Ягужинский забился в угол и плакал.
– Сказывай! Я на все готов… я жив еще! А там посмотрим.
– Великая беда постигла твое войско, государь, под Нарвой, - начал Орлов, стараясь не сбиваться.
– Уже в пути я повстречал боярина Бориса Петровича Шереметева… С им была махонькая горстка ратных людей, да и те с голоду и холоду мало не помирали наглою смертию.
– Для чего ж он гонца не прислал ко мне?
– Некого было, государь… Которые были с им конники, и те все в пути обезлошадели, все от бескормицы пали кони под ними.
– А фон Круи?..
– "Фон Крой", государь, и все его иноземцы, как только увидали беду, все до единого убегли к королю…
– Га!
– вырвалось у великана - и больше ни слова.
– Вейде Адам, государь, с преображенцами да семеновцами еще держались, крепко бились, пяди земли не уступали…
– Молодцы!
– лицо Петра просветлело.
– Ну?..
– Да и те, государь, почти все полегли костьми за тебя, государь.
Петр перекрестился, грудь его вздымалась.
– А Трубецкой Иван, Долгорукой Яков, Головин Автаном?
– Все в полон попали, государь… Взят в полон и царевич имеретинский… Мост на Нарове, государь, подломился, и убечь не могли, а которые, може, тысячами, в реке потонувши…
– Кто ж из полковников остался?
– Никого, государь, все офицеры взяты.
– А артиллерия?
– Вся, государь, досталась врагу.
Петр глянул на Виниуса. Того била лихорадка.
– Не дрожи, старик!
– сказал ему царь.
– У нас будет артиллерия, да не такая… А как же Шереметев уцелел?
– Он, государь, со своими полками отступил…
– Бежал Борька!
– Отступил, государь… помилуй… Отступил, чтоб спасти остатки… Опосля уж мост на Нарове подломился.
– А много у Бориса уцелело?
– Горсть одна, государь… В пути погибло тысяч до шести… Я видел, государь, по всей дороге встречаются мертвые кучами… с голоду и холоду… Птица и зверь ими кормятся… О, Господи! Таково страшно!
И Орлов, этот богатырь, заплакал.
– Вон куда птица летела, - глянул Петр на Виниуса.
– Все?
– спросил он Орлова уже спокойным голосом.
– Все, государь.
– Так поди подкрепись и отдохни.
Орлов пошел было к двери…
– Постой, Ваня, погоди малость, - остановил его, Петр, - не слышно ли было тебе чего про короля? Собирается он на нас - или идет уже?
– Нету, государь… Которые наши из преображенцев убегли из полону на походе, те сказывали, что король, покинув Ругодев, поворотил с войском назад и, слышно, пошел против короля Августа.
Государь облегченно вздохнул.
– Так мы еще успеем приготовиться, - и он погрозил пальцем невидимому врагу.
– Спасибо, Ваня, на твоих вестях… А теперь ступай отдохни.
Орлов ушел шатаясь.
Весть о нарвском погроме быстро облетела весь Новгород. О погроме узнали от ямщиков, ездивших с Орловым.
Хотя весть эта и поразила новгородцев, но они считали поражение под Нарвой явлением неизбежным, естественным. По мнению новгородцев, в особенности же новгородского духовенства и монашеского сословия, это была кара Божья, грозное предостережение свыше царю за его безбожные действия, за лишение храмов их священного достояния - колоколов, за прекращение Богослужения в храмах и за обращение людей "ангельского чина", то есть монахов и монахинь, в чернорабочих, в поденщиков и поденщиц… Не то еще ожидает Россию за колокола!
По городу разнеслась весть страшная, неслыханная! О том, что "Богородица плачет"… Рассказывали, что отец казначей, которого царь накануне поучил своею дубинкой, сам видел, молясь вечером у св. Софии, "своими глазыньками видел", передавали бабы, как с иконы Богородицы "в три ручья текли слезы".
– Так, мать моя, и льются, так и льются!
– А я, сестрички, ноне ночью, наведаючись до стельной коровушки, видела, как в трубу того дома, где остановился царь, огненный змий влетел… Вижу это я, летит он по небу, хвост так и пышет! У меня инда поджилки затряслись, и бежать не смогу…