Мошковский Анатолий Иванович
Шрифт:
– А мне не совестно, - на какой-то его вопрос ответила Маряна.
– Ну и что, что я вожатая? Пусть другие, а я - нет... Ерунду ты городишь - мне нравится дурачиться с ними...
Саша заговорил еще тише, и Аверя услышал только несколько разрозненных слов:
– Дистанцию... Нельзя... Уважение...
На эти слова, непонятно зачем сказанные, Маряна только рассмеялась:
– Ну и пусть... Ты вот, доблестный представитель Вооруженных Сил Советского Союза, снисходишь до нас, а я что, хуже? Ну и скажешь же... Что-что? А разве ты приглашал? Не слышала, честно говорю.
Саша еще что-то сказал.
– Постараюсь, - и опять засмеялась.
– Когда? В девятнадцать ноль-ноль?
Саша снова взял под козырек, деревянно повернулся через левое плечо и едва ли не строевым шагом зашагал по пляжу назад. Маряна сразу перестала интересоваться Аверей, села в кружке ребят, и он подсел к ним.
– А ты, Фима, сколько раз была у Матрены?
Фима, отжимавшая из косичек воду - искупалась, смывая ил, - сморщила лоб, подсчитывая:
– Разика три.
– Не очень-то много. А обещала...
– Маряша, - запричитала, улыбаясь, Фима, - да все вырваться не могу... Дом проклятый...
– А сюда вырвалась? И не скажешь, что у тебя усталый вид.
Фима сузила глаза и затаила в уголках губ улыбку.
– Так то не полы мыть и не на базар для стариков бегать. И ночью встану, чтоб вымазать тебя илом и бросить в Дунай...
– Ох и хитрющая ты! Я тебе...
– погрозила пальцем Маряна.
– Чтоб в ближайшие дни сбегала...
– Есть!
– Фима вскинула к виску ладошку.
– А ты, Селивестр?
– Был у своего деда раз пять.
– Как дела у Аверьяна?
– Нормально. Жалоб от старушки не поступит.
– Аверя нахально посмотрел в глаза Маряне, и его лицо, худощавое с грубым, неровным, обветренным, каким-то пятнистым загаром, было чуть надменным и лихим.
– Проверю.
– Хоть сейчас.
За спиной заиграла румынская музыка: скрипки и цимбалы, обгоняя друг друга, разлились над пляжем и полетели над Дунаем.
Аверя перекатился на другой бок и увидел в руках Льва маленький, чуть побольше "Зоркого", приемничек в кожаном футляре. Лев с Аркадием и две девушки сидели неподалеку от них и прислушивались к голосу Маряны.
Лев поманил Аверю пальцем. Аверя подполз на коленях.
– Кто она такая?
– Маряна-то? Вожатая. А что?
– Аркадь, ты слышишь... Как тебе нравится это имя? Как звучит, а?! А ты не хотел ехать сюда, дурья голова.
– Потом вдруг быстро спросил у Авери: - Ты-то в бога веришь?
Готовый к любому вопросу, но не к этому, Аверя смутился.
– А чего в него верить?.. Мне... Мне все равно...
– А бог есть, нет?
– Нет, - проговорил Аверя, - откуда ему быть... Атмосферные явления все это... В школе так говорили, и опять же - Маряна.
– А дед-бабка у тебя есть?
– У кого же их нет?
– Молятся на иконы? Справно молятся на иконы?
– Так они старые.
– А много их у вас?
– Откуда много, только трое: одна бабка, материна, померла, а теперича трое...
Лев пригладил волосы и поморщился:
– Да не стариков, икон.
– Да есть. А вам что?
– Да я так просто.
– А я думал - верующий. У нас в городе церкви богатые. Одну старообрядческую, правда с согласия епархии, закрыли...
– Ну?
– Лев заинтересованно придвинулся к нему и серьезно изучал его лицо сквозь большие, в квадратной оправе очки с широкими дужками на ушах.
– А почему закрыли?
– Между батюшками ссора произошла - не поделили они что-то, писали друг на друга архиепископу нашему...
– Как это - нашему?
– Да старообрядческому. Наша церковь особая, мы - за старую веру...
– Ты, я вижу, в этом деле академик...
– Чего там...
– Аверя прямо-таки весь зарделся.
– Жить здесь и не знать... Вот мой деда такое рассказывал о протопопе Аввакуме...
– Ребята, вы слышите, что он говорит?!
– закричал своим товарищам Лев, и они на животах сползлись к Авере.
– Об Аввакуме слыхал, и вообще, должен вам сказать, образованнейший малый...
– Аверька, мы уходим!
– крикнул Селька.
И Аверя увидел, что все уже одеты. Ах, как не хотелось ему уходить! И он остался бы с этими добрыми, веселыми туристами, если б не Алка, подошедшая к ним.
– Садись, девочка, - предложил Лев, - ты тоже местная?
– Наша, - бросил Аверя, - я вот ее все плавать учу - слабовата.