Мошковский Анатолий Иванович
Шрифт:
У Фимы с Акимом всегда были приятельские отношения: с ним и о новых книгах можно поговорить, и о кинофильмах, а сейчас она не сдержалась.
– Не дери, пожалуйста, нос!
– крикнула она и отошла за Аверину спину, хотя знала, что Аким с девчонками не дерется.
– Он за границу болеет, а не за награду. Сам, наверно, мечтаешь...
"Куда меня понесло!
– ужаснулась она.
– Ведь все не то говорю!" Даже Авере не понравилось, как она себя вела.
– Прекрати!
– Он дернул ее за кофту.
– Тоже мне подпевала!
– резанул Аким.
– Прячешься за его спину?
Фиме стало жарко и стыдно. Даже пот выступил меж лопаток. Она не нашлась, что ответить. Только крикнула ожесточенно:
– Дурной ты!
Как назло, у пляжа появилась Алка - из девчонок только Фима и Настя Грачева были в отряде.
– Опять Фимка ругается?..
– сказала она.
– Грубая, не может без этого... Ну, как ваш улов?
– Одного диверсанта точно и троих под сомнением, - желчно проговорил Аким.
Алка сделала испуганные глаза:
– Мальчики, это правда?
– Это ты вчера им глазки строила, - сказал Аким, - этим туристам?
– Они диверсанты? Это ужасно!
– Заданий от них не получала?
– Аким с ухмылкой косился на Аверю.
Алка побледнела, голубенькие глаза ее в черных ресницах замерли, рот приоткрылся.
– Кайся, - проскрипел Аким.
– Дам в морду, - повторил Аверя.
– Не трожь ее, она не виновата.
Фима молчала в сторонке и не могла собраться с мыслями и чувствами, нахлынувшими на нее, - так все было сложно и запутанно: ей был неприятен Аким своим отношением к Авере, но с Алкой он вел себя как нужно; с другой стороны, в словах о диверсантах был удар и по Авере. Аверя хороший, но почему он вступается за Алку?
Ничего нельзя понять! Что за штука - жизнь: в хорошем есть и плохое, а в плохом - хорошее; и все это так перемешано, что не так-то просто отрезать ножом, отделить одно от другого. Это в кишмане - рыбьих кишках нетрудно отделить пузырь с желчью, чтоб все мясо не испортить, а в жизни...
От реки с котлом, наполненным водой, прошли мимо них две девушки в ситцевых платьицах. Лица их показались Фиме знакомыми.
– Куда это Левка запропастился?
– спросила одна - Два часа, как пропал, сказал: "Не спится, пойду погуляю", - и нет.
– Вернется. Верно, набрел на что-то.
Девушки скрылись в огненно-красной палатке.
– Съел?
– бросил Авере Аким.
– Это еще ничего не значит. Может, они и невиноватые, а один он и скрывает от них...
Фима вдруг хватилась, что пора домой: явилась вчера поздно и убежала тайком ни свет ни заря, когда все спали, чтоб мать не могла запретить ей уйти сегодня из дому.
Потом Фима вдруг вспомнила про бабку Матрену и про Авериного подшефного деда, которому тоже надо помочь. И побежала не домой, а к нему. Часа два таскала воду, мыла полы, сдувала пыль, бегала в магазин за хлебом и едва даже не столкнулась с матерью.
Перед тем как идти домой, решила искупаться. Добежав до реки, сбросила платье и готовилась уже нырнуть с мостков, как вдруг услышала голос Авери.
– Слабо, говорите? А вот смотрите...
Послышался плеск. Фима выглянула из-за кустов, росших у подножия корявой, полуразвалившейся от старости вербы, и увидела...
Нет, в это нельзя было поверить! На кладях на корточках сидел тот самый, в очках, тот самый, длинный, обнаруженный Аверей за неположенной съемкой, и, опустив вниз руки, смотрел на то место, где только что был Аверя.
Вот Аверя шумно вынырнул и поплыл к берегу, держа в руке, поднятой над водой, рака. Рак был крупный, яростно работал клешнями и всеми ножками, а Аверя хохотал.
– Ловите, Лева! Здесь обрыв, а в нем полно их нор... Хотите, еще поймаю?
– А не искусают тебя?
– Надо уметь брать их: за спинку - и тогда ничего, не дотянутся клешнями.
– Ну поймай еще трех: преподнесем Аркашке и двум нашим дамам как подарок от тебя... Не возражаешь?
– А чего? Не.
Аверя стал нырять, выбрасывая из воды ноги. Вода вокруг бурлила, пенилась, и Фима представила, как его пальцы скользят по срезу обрыва, влезают в норки, ощупывают их и, почуяв рачью спинку, берут за шершавый панцирь.
На этот раз Аверя вынырнул с двумя раками. Лев заворачивал их в носовой платок, а Аверька, дрожащий от озноба, посиневший и готовый, снова нырнул.
– Ну как, не напужались?
– спросил он Льва, когда одевался.
– А на заставе не выговаривали?
– Было... Неприятно, да что поделаешь... Не знал, что у вас здесь так строго.
– Очень.
– Морщась, Аверя стал причесываться.
– Обошлось. Теперь умнее будем... А в общем, они неплохие ребята, даже пленку вернули, вырезав несколько кадров.