– Филипп! - твердо перебила его Васса Кузьминична.- Марфенька - дочь Евгения Петровича Оленева!

– Что? А! Гм! Что ж ты, Яшка...

До Мальшета наконец дошло, кто такая эта парашютистка, и он тоже сконфузился, как-то совсем по-детски. И сразу стало видно, что он еще очень молод.

Марфенька готова была сквозь землю провалиться. "Хоть бы не заплакать, вот будет позор! - с отчаянием подумала она.- О, какой стыд! И это все правда. Папа, вместо Каспия, путешествует вокруг Европы".

– Не понимаю, как же вы просились в этот самый институт? - обратился к ней Мальшет. Лицо его было холодно и неприязненно.

"Неужели теперь меня не примут?"

– Я еще не говорила с папой о своей мечте,- сказала Марфенька, изо всех сил стараясь не показать своей обиды.- Он не предполагает даже... Хотите, я попробую уговорить его? - Она окончательно смешалась. "Ох, как нехорошо: очень ему нужно, чтоб я еще просила!" - Вы лучше приходите к нам домой и как следует поговорите с отцом. Я скажу вам, когда он будет дома. И... он ведь... он в молодости много ездил по Каспию. Я видела его снимки... А сейчас он старый...- "Оправдываю! О, какая я дура! Турышев ведь еще старше, а участвует в экспедиции. И теперь уедет из Москвы, если откроют институт. О, я никудышная!"

– Давайте, друзья, пить чай. Колька давно уже проголодался,- раздался, словно издалека, голос сестры Вассы Кузьминичны.

Для Марфеньки вечер был, конечно, испорчен, и, когда она после чая, который еле смогла проглотить, стала объяснять, что ей еще надо учить уроки, никто ее не удерживал.

Кое-как попрощавшись, она вышла вместе с расстроенным Яшей. Но ей хотелось побыть одной.

– Яшенька, очень прошу тебя, не провожай! Я поеду троллейбусом. Ну, иди! Лучше вернись к Турышевым, посиди еще. До свидания. Нет, нет! - Она вырвала руку и бросилась в отходивший троллейбус.

Остановку свою Марфенька не заметила - проехала до конечной и вышла где-то на окраине Москвы. Она долго ходила по засаженным деревьями улицам. Днем текла вода, ночью подморозило, и сделался гололед - прохожие спотыкались, скользили, чертыхались, а Марфенька даже не заметила, что скользко.

"Вот какого мнения люди о папе! Чиновник от науки.

Компилятор. Такой, как Мальшет, зря не обзовет. Ох, какой же позор! Какой ужас! А бабушка Анюта сказала: эгоист, только себя понимает. Это она об обоих так сказала - и о папе, и о маме. Она их хорошо знала. Конечно, эгоист! Ему все равно, как там жила Марфенька в Рождественском. Может, и плохо, он ведь не знал. И ему безразлично, будет ли открыт институт Каспия. Что ему Каспий? Он считается лучшим знатоком Каспийского моря, потому что академик знает все, что о море написано. Компилятор! О! Он и не хочет совсем, чтоб другие ученые изучали море прямо на месте: они ведь тогда обгонят его! Яша говорил, что, когда утверждали план работ, не утвердили несколько каспийских тем. Как будто это не нужно! Когда государство терпит убытки в миллиарды рублей... Оттого что есть такие, как мой отец. Папа, папа!.."

У Марфеньки сердце разрывалось на части, потому что она уже любила отца, какой он есть. Ведь это был ее родной отец! И она его любила.

Долго-долго бродила по улицам, пока не наткнулась на вход в метро,тогда поехала домой. Было за полночь, когда она подходила к дому. У подъезда неподвижно стояла продрогшая Христина в пальто и платке. Она ее ждала. Ждала, как та мать, про которую рассказывала когда-то белобрысая девушка. Как ей тогда она завидовала!

Марфенька бросилась к Христине и без стеснения горько заплакала: при ней не совестно. .

Глава восьмая

О СЕБЕ

(Дневник Мирры Львовой)

Вчера в институтской библиотеке я подслушала разговор двух "научных кумушек". Они обсуждали несостоявшийся брак Филиппа Мальшета и "этой Мирры". Вот их диалог:

– Я всегда поражалась, как это мог такой умный и талантливый ученый, как Филипп Михайлович, ухаживать за этой Миррой. Неужели он не видел, что она собой представляет? Все в институте просто недоумевали.

– Видите ли, Мирра Павловна красива, остроумна, одевается со вкусом - в этом ей не откажешь. Не первый случай, когда умный мужчина попадается на удочку модной куклы. Но свадьба не состоится, это уже все знают.

– Да, но... ведь это она его бросила.

– Этого не может быть!

– Именно - она! Я своими ушами слышала, как директор сказал: "В конце концов это к счастью, что Мирра Павловна его бросила. Филипп Михайлович не был бы с нею счастлив. Он человек совершенно другого склада, другого отношения к жизни". И еще сказал: "Львова - самоуверенная карьеристка! Она умна, способна и далеко пойдет, но ум у нее развился за счет ее чувств".

Ну что ж... все одно к одному. Однажды Филипп мне сказал: "Меня огорчает чрезмерная рациональность, техничность твоего мышления".

Он этого не замечал, пока не встретил Лизу Ефремову. Рядом с нею я, вероятно, показалась ему каким-то моральным уродом. А ведь во всем остальном - кроме области чувств - она ничтожество передо мною. Что ж... Beati Possidentes! (Счастливы обладающие!)

Пожалуй, они и правы в своей оценке. Но ведь страдательным лицом являюсь я. Я не могу быть другой. Даже если бы захотела. Но я не хочу.

Да, я уверена в себе. Я из породы карьеристов. Я знаю, что я далеко пойду. А почему бы нет? Я умею работать, и я действительно умна и способна. К тому же мне дали прекрасное образование, я знаю четыре языка, это облегчает дело.