Панов Александр Сергеевич
Шрифт:
– А где сейчас святые?
– с наивным видом спросил Вася.
Старуха поверх очков взглянула на него.
– Все узнаешь, - ласково улыбнулась она, - будешь ходить в церковь и все узнаешь. Почему в церковь не ходишь?
"Потому что бога нет!" - хотел крикнуть Вася в лицо старухе, но вместо ответа молча стал собираться. Старушка взяла из его рук фуражку и ласково погладила по голове.
– Нелюдим ты больно... Ну-ка покажи свой голосок. Митя больно хвалит тебя.
– Не умею петь.
– А ты спой, спой.
Митя стал горячо уговаривать Васю.
– Чего пристал? Настроения нет, - отмахнулся Вася.
– Ну хорошо, послушай, как мы с внучком поем, может, подтянешь, сказала старуха. Два голоса - один тягучий, приторный, другой басовитый, не устоявшийся - затянули молитву. Лицо у Мити приняло смиренное выражение.
Вася не вытерпел, прыснул, охватил фуражку и выбежал во двор. Возле калитки он остановился: "Как во сне. Неужели это было?"
– Зачем же так?
– услышал он за спиной голос Мити.
– Нехорошо.
Вася насмешливо стрельнул глазами.
– Ты не сердись, - быстро зашептал Митя, - бабушка хочет, чтобы ты в хоре пел. Поп обещал взять меня к себе в послушники. Потом из меня дьяка сделает. А мне в послушники стыдно идти. Когда бабушка к сыну уезжала, я в училище поступил. А теперь не знаю, учиться мне в училище или бросить. Ругается бабушка все время.
Митя вздохнул и внезапно загоревшимися глазами взглянул на Васю.
– Давай вместе пойдем в послушники. Голос у тебя хороший, бабушка поговорит с попом.
– А это не видел?
– Вася поднес к лицу Мити кукиш.
– Ничтожный ты!
Митя отвернулся и медленно пошел к дому.
– Нет, ты постой.
– Вася схватил Митю за плечо.
– Я бы к такой ведьме сроду не пошел.
– И Вася насмешливо протянул: - Х-хосподи исусе, прости нас грешных...
– передразнил он Митю, закатывая глаза под лоб.
– Лапоть ты, противно смотреть.
Когда Митя вернулся в дом, на столе, кроме сахара и хлеба, лежали сдобные пироги, ватрушки, сало, стояла в вазочке варенье.
"У жадоба, для Васьки пожалела", - со злостью подумал Митя.
– Сегодня ты выучишь молитву святому. Николаю. Пока не выучишь, за стол не сядешь.
– Не запоминаю я, - угрюмо сказал Митя.
– Ничего, есть захочешь - запомнишь... Ох-хо-хо! И откуда такие дети берутся! Почему не почитаешь меня?
– Почитаю...
– Спасибо, отпочитал, вовек не забуду!
– старушка вдруг со злостью постучала сухоньким кулаком по столу.
– Ну нет, будет по-моему, слышишь? Я с тобой совладаю... В хоре тебе петь, а не шарамыжничать где-то. И деньги будешь хорошие получать.
– Не пускают меня из училища, - умоляюще произнес Митя, - государство деньги израсходовало: обули меня, одели.
– Государство не обеднеет. Выкинь им обувку. Там вас только бездельничать учат.
Потребность рассказать кому-нибудь про Митю и его бабушку гнала Васю в общежитие. Первым, кого он встретил из воспитанников, был Юрка. Он стоял возле ворот училища, прислонившись к электрическому столбу. Увидев Васю, он поспешил навстречу товарищу.
– Твоя Оля в кино ушла, - дрогнувшим голосом сообщил он.
– С Иваном Сергеевичем ушла... Беги, может, догонишь.
Вася прикусил губу: "Что же делать?" Не сговариваясь, они побежали. Вернулись через час уставшие и промокшие насквозь. Дождь, как нарочно, сыпал и сыпал.
– Они увидели нас и спрятались, - беспрестанно повторял возмущенный Юра.
– Я бы на твоем месте отлупил Ивана Сергеевича!
Мрачно и грязно в эту пору в саду. Почерневшие деревья, голые, сучковатые, сиротливо, одиноко вздрагивают от ветра. Галки и воробьи, нахохлившись, сидят на ветках и, словно выжидая хорошей погоды, косятся то на землю, то на небо.
Вася вспомнил про Митю.
– Только никому пока...
– Никому!
– заверил Юра.
Дождь кончился, небо начало синеть. Ярков сидел один в мокрой беседке под орешиной. С орешины то и дело срывались капли дождя, попадали Косте под воротник. Он ежился.
"Бежать или обождать до весны?
– раздумывал Костя.
– Хотя бы партнера подходящего найти. Одному скучно, а Юрка трусит, это факт!"
– Целый час жду, - набросился он на Юру, когда тот, чем-то озабоченный, устало присел на край скамьи.