– Не особенно новая, она у меня даже есть! Красненькая книжка этакая, перевод лекций Рейса{27}, семидесятого года, кажется!
– произнес как бы совершенно невинным голосом Бегушев.

Янсутский немного смутился.

– Я не знаю, есть ли перевод, но я слушал это в германских университетах, когда года два тому назад ездил за границу и хотел несколько возобновить свои сведения в естественных науках.

– Все эти открытия, я думаю, для эксплуататоров не суть важны... заметил Бегушев.

– О нет-с! Напротив, напротив!
– воскликнул Янсутский.
– Потому что, как говорят газеты, - справедливо ли это, я не знаю, - но сделано уже применение этой теории... Прямо собирают солнечные лучи в резервуар и ими пользуются.

– Но какой же результат этого будет?
– спросил Бегушев.

– Тот, что удешевится перевозка!
– подхватил Янсутский.

– А тариф останется все тот же?
– продолжал Бегушев.

– Тариф, может быть, останется и тот же!
– отвечал Янсутский и засмеялся.

– Да, вот с этой стороны я понимаю!
– произнес Бегушев.

– Что же!..
– возразил ему Янсутский, пожимая плечами и некоторым тоном философа.
– Таково свойство людей...

На этом месте Тюменев положил портрет в сторону и снова заявил желание говорить.

– Вероятно, на передвижении дороги, будь оно производимо дровами или прямо солнцем, многого не наживешь; но люди составили себе состояния, строя их!
– отнесся он опять больше к Бегушеву.

– То есть, когда давали по полутораста тысяч на версту, а она стоила всего пятьдесят...
– заметил Бегушев.

– Ну, положим, что и побольше, - возразил Янсутский.
– Я-с эти дела знаю очень хорошо: я был и производителем работ, и начальником дистанции, и подрядчиком, и директором, - в настоящее время нескольких компаний, - и вот, кладя руку на сердце, должен сказать, что точно: вначале эти дела были превосходные, но теперь этой конкуренцией они испорчены до последней степени.

– Напротив, я полагаю - поправлены несколько, - сказал Бегушев. Нельзя же допускать, чтобы люди в какие-нибудь месяцы наживали себе миллионы, - это явление безнравственное!

– Я говорю испорчены - собственно в коммерческом смысле, - объяснил Янсутский.
– Но, наконец, почему ж безнравственное явление?
– присовокупил он, пожимая плечами.
– Это лотерея... счастье. Вы берете билет: у одного он попадает в тираж, другому выигрывает двадцать пять тысяч, а третьему двести тысяч.

– Но только в вашем деле это несколько повернее, на большее число благоприятных случаев рассчитано, если не целиком они одни только и взяты! отнесся Тюменев на этот раз уже к Янсутскому.

– Никак этого, ваше превосходительство, невозможно сделать, - возразил тот самым почтительным тоном.
– Извольте вы взять одни земляные работы. У вас гора, вам надобно ее срыть или провести сквозь нее туннель; в верхних слоях, которые вы можете исследовать, она - или суглина, или супесок, а пошли внутрь - там кремень, а это разница огромная в стоимости!.. Болото теперь у вас на пути; вы в него, положим, рассчитали вбить две тысячи свай; а вам, может быть, придется вбить их двадцать тысяч. Потом-с цены на хлеб в прошлом году были одни, а нынче вдвое; на железо и кирпич тоже.

– Ну, - перебил его Тюменев, - на все это, я думаю, прикинуто довольно.

– Где ж прикинуто! Из чего, когда по сорок тысяч на версту берут! воскликнул невеселым тоном Янсутский.
– Я вот имею капиталы и опытность в этих делах, но решительно кидаю их, потому что добросовестно и честно при таких ценах выполнить этого дела невозможно; я лучше обращусь к другим каким-нибудь предприятиям.

На эти слова Янсутского собеседники его ничего не возразили, и только у обоих на лицах как бы написано было; "Мошенник ты, мошенник этакой, еще о честности и добросовестности говоришь; мало барышей попадает в твою ненасытную лапу, вот ты и отворачиваешь рыло от этих дел!"

– Я бы вот даже, - снова заговорил Янсутский, оборачиваясь к Тюменеву, - осмелился спросить ваше превосходительство, если это не будет большою нескромностью: то предприятие, по которому я имел смелость беспокоить вас, как оно и в каком положении?

– Провалилось!
– отвечал с явным удовольствием Тюменев.

Янсутский покраснел.

– Очень жаль, - сказал он с гримасой и пожимая плечами.
– Но какая же причина тому?

– Очень оно фантастично, чересчур фиктивно!
– отвечал с усмешкой Тюменев.