Шрифт:
Прежде всего она начала с ним разговаривать об Европе.
– А вы и нынешний год не утерпели и были в этой Европе?
Татьяна Васильевна обыкновенно никогда не говорила: Париж, Лондон, Франция, Германия, - все это было для нее безразлично, и она, совершенно соглашаясь с довольно ходячим мнением, считала, что весь Запад гниет или даже уже сгнил!
– Был в этой Европе, - отвечал ей насмешливо Бегушев.
Он, как мы знаем, далеко не был большим поклонником Европы, но перед Татьяной Васильевной, назло ей, хвалил безусловно все существующее там.
– Удивляюсь вам!
– сказала она.
– Отчего ж вы мужу вашему не удивляетесь?
– заметил Бегушев.
– Он тоже был за границей, и еще дольше меня!
Генерал сделал Бегушеву легонький знак рукою и глазами, но тот как будто бы этого не видел.
– Я на мужа давно махнула рукой!
– произнесла Татьяна Васильевна.
Она, в самом деле, давно считала генерала за дурака набитого и безвозвратно падшего нравственно.
– Но неужели же Москва, куда мы теперь едем, лучше больших европейских городов?
– поддразнивал ее Бегушев.
– Москва!.. Наша Москва?
– воскликнула Татьяна Васильевна.
– Это город святыни нашей!.. Город народа!..
– Но таких святых и народных городов, по-своему, конечно, и в Европе много!
– И вы полагаете, что мы и европейцы - одно и то же?
– Полагаю!.. С тою только разницей, что те племена постарше нас, поумней и больше нашего сделали!
– Те?..
– произнесла Татьяна Васильевна и далее говорить не могла: у ней прервался голос.
– Те!..
– повторил Бегушев, и хоть в это время генерал уж толкал его ногой, умоляя не сердить больше Татьяны Васильевны, он, однако, продолжал: Насчет этого существуют довольно меткие афоризмы.
– Какие?
– спросила Татьяна Васильевна.
– Такие, что... Где немец, там интрига...
Татьяна Васильевна в знак согласия мотнула головой.
– Где француз, там фраза!
Татьяна Васильевна и на это одобрительно кивнула головой.
– Где поляк, там лесть!
Татьяна Васильевна и это выслушала благосклонно.
– Где англичанин, там лукавство и корысть!
– Так!.. Так!..
– произнесла она с восторгом.
– И послушайте, вот что мне рассказывал один священник, - продолжала она с одушевлением.
– Раз его призвали к умирающему человеку - очень хорошему, честному, самобытному, но, к несчастью, неверующему!..
– Тут Татьяна Васильевна сделала на груди небольшое крестное знамение.
– Священник стал увещевать его и говорить ему: "Причаститесь, иначе вы лишитесь царствия небесного!" - "Царствия небесного нет!" - закричал несчастный.
– Татьяна Васильевна снова слегка перекрестилась.
– "А если бы оно было, так англичане давно бы туда пробрались и заняли бы все места!" - Не правда ли, что как ни безумны эти слова, но они ярко и верно характеризуют англичан?
– Да, конечно!
– отвечал вежливо Бегушев.
– Но вы позволите, однако, мне продолжать мои афоризмы?
– Даже прошу вас о том!
– разрешила ему Татьяна Васильевна.
– Где итальянец, там le soleil и far niente!*.
______________
* солнце и ничегонеделание! (франц. и итал.).
– Так!..
– согласилась и с этим Татьяна Васильевна.
– Где русский...
– Слушаю!.. Слушаю!..
– произнесла Татьяна Васильевна, навастривая уши.
– Где русский, там либо "терпи", либо "авось"!
Татьяна Васильевна задумалась над ответом Бегушева; главным образом она недоумевала, что это такое: порицание или сожаление?
– Что вы хотели сказать последним афоризмом?
– спросила она.
– Право, не знаю, не я автор этих изречений, - отвечал Бегушев.
– Ну, это неправда, - вы автор; во всяком случае я все-таки вижу, что Россия, по-вашему, лучше Европы!
– Нет, хуже!
– возразил Бегушев.
– Чем?
– Хоть бы тем, что тот же спиритизм, - это великое открытие последнего времени... (Бегушев прежде еще слышал, что Татьяна Васильевна сильно ударилась на эту сторону), - разве Россия, а не Европа выдумала его?
– Но и не Европа, а Америка!
– воскликнула Татьяна Васильевна; к Америке она была еще несколько благосклонна и даже называла американцев, по примеру своих единомышленников: "Наши заатлантические друзья!"
– Но Америка - та же Европа. Это все переселенцы европейские!
– заметил Бегушев.
– Да, но какие переселенцы!
– произнесла Татьяна Васильевна, прищуривая свои золотушные глаза.
– Это все сектанты, не хотевшие, чтобы церковь была подчинена государству, не признававшие ни папы, ни Лютера!
– Я скорее полагаю, что это просто были люди беспорядка антигосударственники.
– А вы думаете, что я за государство? Что я государственница? спросила Татьяна Васильевна каким-то уж торжественным тоном.
– Впрочем, об этом не время и не место говорить!
– Кажется!
– произнес, грустно усмехаясь, генерал.
– Но зато, вот видите, муж ваш - чистейший государственник!
– указал на генерала Бегушев.
– Он, я думаю, ни то, ни другое!
– отозвалась с презрительной гримасой Татьяна Васильевна.