Домна Осиповна слушала это, задумчиво глядя на красивые ногти своей руки.

– Словом, человек страдает о прошедшем и оплакивает его!
– заключил граф.

Домна Осиповна на мгновение взяла себя за лоб.

– Очень жаль, если это так! Но только этого прошедшего не воротишь! проговорила она.

– Почему?
– спросил ее граф.

– Так, не воротишь!
– повторила Домна Осиповна и не стала больше ни слова говорить о Бегушеве; но Хвостиков все-таки вынес из этого разговора твердое убеждение, что можно воротить это прошедшее и что он был бы очень рад способствовать тому!

Возвратясь домой и увидев сидящую с Бегушевым старушку, граф несколько удивился.

– Это сестра моя Адель!
– пояснил ему Бегушев.

Граф Хвостиков при этом почему-то сконфузился, но потом сейчас же и поправился.

– Еще одна минута, и я бы догадался, с кем имею честь встретиться, так вы мало изменились!..
– говорил он, беря и целуя руку Аделаиды Ивановны. Извините, я по-старинному...

Старушка сначала тоже не узнала его.

– Граф Хвостиков!
– объяснил и ей Бегушев.

– А, граф Хвостиков!..
– произнесла своим добрым голосом Аделаида Ивановна, не без труда припоминая, что в одну из давнишних зим, когда она жила в Москве, граф довольно часто у ней бывал и даже занял у ней двести рублей, о которых она, по незначительности суммы, никогда бы, разумеется, не решилась ему сказать; но граф, тоже не забывший этого обстоятельства, все-таки счел за лучшее подольститься к старушке.

– Ну, что ваша музыка?
– спросил он.

– Музыка?
– переспросила не без удовольствия Аделаида Ивановна.
– Играю еще... Фортепьян только у меня хороших нет!

– Здесь Вирт превосходный!
– говорил Хвостиков, показывая рукой на стоявший в гостиной рояль.
– Надеюсь, что вы подарите нам несколько ваших волшебных звуков!

– Да, поиграю как-нибудь, - отвечала Аделаида Ивановна, очень довольная любезничаньем графа.

В это время вошла Минодора и доложила ей:

– Ваша Маремьяша прислала сына дьячка сказать вам, что пора домой; затемнеет очень, и вы будете бояться ехать!

– Да, да, пора!..
– заторопилась старушка.

– Но карета готова ли?
– спросил Бегушев.

– Подана-с... у крыльца, - отвечала Минодора.

Аделаида Ивановна расцеловалась с братом и при этом говорила:

– Какова Маремьяша моя? Каково усердие ее?

"Хороша, нечего сказать!" - думал про себя Бегушев, а вслух проговорил Минодоре:

– Адель завтра же переезжает ко мне!.. Скажи ты это Маремьяше этой!

– Скажу-с!
– отвечала та.

Старушка пошла. Граф Хвостиков провожал ее. Она было хотела не позволить ему этого, но он следовал за ней и посадил ее под руку в карету.

В продолжение всего остального вечера граф Хвостиков не решался заговорить с Бегушевым о Домне Осиповне, но за ужином, выпив стакана два красного вина, отважился на то.

– Я сегодня, между прочим, был и даже обедал у Домны Осиповны, которая переехала близехонько сюда, на Никитскую, в свой новый дом.

– Для чего вы так поспешили? Я не знал, что вы такие с ней друзья! заметил Бегушев, немного вспыхнувший от слов графа.

– Мы давно с ней дружны, - отвечал тот, - и я убедился... Впрочем, я не знаю, позволишь ли ты мне быть с тобою совершенно откровенным...

– Будь!
– разрешил ему Бегушев.

Краска все более и более появлялась в лице его.

– Я убедился, - продолжал граф, - что она тебя до сих пор любит!

Бегушев окончательно вспыхнул.

– А при этом других двух любит и сверх того супруга обожает! проговорил он с ядовитостью.

– Кого ж она любит?.. Неправда!
– воскликнул граф.

– Но ты сам же рассказывал дочери твоей!
– уличил его Бегушев.

– Я только говорил, что за Домной Осиповной ухаживают; может быть, даже не двое, а и больше... она так еще интересна!
– вывернулся граф.
– Но что я наблюл и заметил в последнее свиданье, то меня решительно убеждает, что любит собственно она тебя.

– Из чего ты это наблюл и заметил?
– спросил его как бы с неудовольствием Бегушев.

– Слов ее я тебе не могу передать!.. Их, если ты хочешь, и не было; но эти улыбки, полугрустный трепет в голосе, явное волнение, когда она о тебе что-нибудь расспрашивала...

– Но что ж она расспрашивала обо мне?
– допытывался Бегушев: ему в одно и то же время досаден и приятен был этот разговор.

– Опять-таки тоже многое и, пожалуй, ничего не расспрашивала!

– Фантазер!
– воскликнул Бегушев и, встав со своего стула, так как ужин в это время уже кончился, пошел было.