– Извините, товарищ, - сказала комендант, - без вас авария получилась. Говорила я им - на цыпочках. А они - вприсядку.

Водолазы посмотрели друг на друга.

– Разошлись малость, - сказал один.

– Свадьба у нас была. Товарищ женился. Такое дело получилось.

– Вещички ваши я на это время уносила, - сказала комендант.

Я посмотрел на водолазов снизу вверх.

ЕСЛИ ТАКИЕ РАЗОЙДУТСЯ!

– И часто у вас бывают свадьбы?
– спросил я.

– Часто.

– М-да. Я, знаете, сам люблю потанцевать. Но, конечно, вальс. А тут, как видно, танцевали всерьёз.

– Говорила им, чертям: легче, легче, - объясняла комендант.
– Да разве послушают! Придётся вам мою комнату занять. Не в яме же спать.

– Спасибо, - ответил я и вдруг вспомнил старуху в проходной.
– Мне здесь давно хорошую комнату предлагают. Очень спокойная семья. Не танцуют.

– Да бросьте вы, - сказал водолаз.
– Мы вам быстро починим. Сейчас чурбачки подложим, доски набьём, покрасим. Денёк-два сохнуть будет, а потом - лучше старого. Пол мы вам теперь в две доски настелем.

– В деревнях на улице танцуют, - сказала комендант.
– А тут нельзя: то дождь, то туман... Говорила я им: на цыпочках! Нет дисциплины у людей. Сразу видно - не были в армии!

– И всё-таки я уйду, - сказал я.
– Мне там будет лучше.

СТАРИК СО СТАРУХОЙ

Я перетащил вещи к старухе.

– Давно бы так, - сказала она.
– Вот твоя, родимый, комната.

Мы вошли в маленькую, очень чистую комнату. В ней стояли кровать и стол.

Стена над столом была вся заклеена фотографиями. На каждой фотографии был один и тот же парень - молодой, улыбчивый, в тельняшке или в бушлате.

– Ваня мой, - сказала старуха и печально кивнула, - как с флота пришёл, так одёжу военную не снимал. Нравилась она ему.

– Видно, вы очень его любили. Вы часто ходите к нему на могилу? спросил я.

Старуха покачала головой:

– Нету его здесь. В город увезли и нам не показали. Очень они тогда торопились - всё думали, что спасут. Там и похоронили. Только бумажку прислали. На фронте деда моего не убило, а сына тут - без войны... Вон дед идёт с причала, всё катера из города встречает.

К дому по дорожке поднимался старик. Он шёл прямо, не торопясь. Увидел меня в окне, не удивился, а подошёл к крыльцу, скрипнул дверью и слышно было - ушёл к себе.

– Живи, батюшка, - сказала старуха.
– Всё нам веселее... Так ты не трепаншшик?

– Художник я.

– И это неплохо. Живи. Старика моего звать Иваном Андреевичем. Ты здоровкайся с ним, он это любит.

Она ушла.

Я остался в комнате, где были кровать, стол и много-много фотографий.

ОКТОПУС ВУЛЬГАРИС

Я шёл вдоль комбинатовского забора.

– Николай!
– крикнул кто-то сзади.

Я оглянулся и увидел Лизу, Букина и какого-то солидного мужчину в чёрном берете и очках.

– А-а!
– закричал Букин.
– Я говорил, мы его быстро найдём. Знакомьтесь!

Человек в очках помахал рукой. Пальцы у него были толстые и вялые, как сосиски.

Я протянул ладонь. Человек вложил в неё две сосиски.

– Очень приятно, - сказал он.

– Это известный кинорежиссёр, - объяснил Букин, - через неделю приезжает сюда его экспедиция. Будут снимать картину про осьминогов. Вы как художник и местный житель можете быть полезны.

Я посмотрел на режиссёра. Его лицо показалось мне знакомым.

– Простите, - сказал я, - мы с вами нигде не встречались?

– Возможно, возможно, - сказал он.

– Постойте... Чёрное море... Взрыв мины для учебного фильма... Рыбы на дне... Ну конечно, это вы! Помните, наша шхуна подошла к месту взрыва. Я ещё нырял, осматривал дно? Знаете, как мы вас назвали тогда - Главным киношником.

– Ах, вот оно что! Припоминаю: был такой фильм. И шхуна, верно, была.

– А вы всё на морскую тему снимаете?

– Да, знаете, поручают. Один фильм удался, второй...

– Товарищ режиссёр снимает почти все фильмы о морских животных, которые делаются у нас, и он часто ездит за границу, - сказала Лиза.

– Так чем я могу помочь?
– спросил я.

– Трудно сказать. Пока ясна только общая идея.

Главный киношник кивнул мне, Букин сказал: "Салют!" Они ушли в контору, а Лиза осталась.

– Надо работать, - сказала она.
– Покажите, что успели нарисовать. Я привезла вам альбом "Животные Японского моря". Но предупреждаю: животные там невыразительные. Их не рисовали, а срисовывали. Где присядем?