Шрифт:
– Понял, - сказал парень, всхлипывая и размазывая по лицу кровь и сопли.
– Вот и хорошо, - кивнул Борода.
– Так расскажи нам, - продолжал он, обращаясь к старику, - расскажи, как все это получилось?
– Я ничего не знаю.
– Быть не может. Что-нибудь да знаешь.
– Нет.
– Не всегда же люди скрывались в пещерах и под развалинами и не могли выходить на солнечный свет?
Старик молча разглядывал пряжки на своих башмаках.
– Ну! Молчать нельзя. Я могу заставить говорить. Это будет гораздо хуже для тебя.
– Я ничего не знаю, клянусь вам.
– А мы поклялись не верить ничьим клятвам, даже своим собственным. Сколько времени ты живешь там внизу, под этими развалинами?
– Как помню себя.
– Сколько же лет ты себя помнишь?
– Не знаю. Много...
– Десять, двадцать, пятьдесят?
Старик молча пожевал тонкими губами: - Меньше, но я не знаю. Я не веду счет годам. Зачем? Время остановилось.
– Это вы остановили его, ты и те другие, кто носил такие же башмаки на меху. Вас давно надо было уничтожить всех, как взбесившихся псов. А вы зарылись в норы и бормочете про остановившееся время.
– Кончай, Борода, - глухо сказал Одноглазый.
– Это ни к чему. Дай его мне, и я проверю, сохранились ли какие-нибудь воспоминания в его гнилом мозгу.
– Не надо!
– закричал вдруг старик.
– Я скажу, что помню. Все. Ничего не утаю. Зачем мне скрывать? Я ни в чем не виноват.
– Все вы твердите "не виноват", - заметил Одноглазый, - выходит, все само получилось.
– Помолчи, - сказал Борода, - послушаем, что он помнит. Только начинай с самого начала, - повернулся он к старику, - и не вздумай нас дурачить. Кое-что нам известно. Наш... этот, ну как его... исследовательский центр действует уже давно.
– Я знаю, - кивнул старик.
– Знаешь?
– Да, там внизу знают о вас. Вы крадете женщин и стариков, мучаете их и убиваете. Вас боятся и ненавидят. Ботс давно предлагал истребить вас.
– Кто такой Ботс?
– Наш президент.
– Ого. Одноглазый, оказывается, у этих крыс внизу есть даже президент.
– Сами вы взбесившиеся крысы!
– хрипло закричал старик.
– Исчадия ада! Не даете людям умереть спокойно. Наступает конец света, а вы торопите его приближение.
– "Конец света" - дело ваших рук, отец. Ваше поколение отняло у нас солнце, отняло все, чем люди владели. Да, мы ушли в пещеры и подземелья, у нас не оставалось иного выхода. Но мы хотим знать, что произошло, а вы скрываете. Знание должно помочь нам вернуть потерянное. Тогда те, кто доживут, смогут возвратиться в мир света.
– Человечество вышло из мрака и перед своим концом возвратилось во мрак. Все предопределено, и вы ничего не измените.
– Слышишь, Одноглазый, они там внизу даже придумали целую философию, чтобы объяснить и оправдать свое преступление.
– Не трать на него время, Борода. Дай его мне, и я все кончу за несколько минут.
– Нет, это становится занятным. Нам давно не попадался такой разговорчивый гость. Кем ты был раньше, старик?
– Раньше?
– Да. До этого. Когда люди еще не прятались от солнца.
– Раньше...
– повторил старик и закрыл глаза.
– Нет, не знаю. Какой-то туман тут.
– Он коснулся костлявыми пальцами лба.
– Это ускользает, но поймаешь его...
Одноглазый резко приподнялся, но Борода остановил его быстрым движением руки.
– Говори, отец, - кивнул он старику, - говори, мы слушаем тебя.
Голос его прозвучал неожиданно мягко. Старик вздрогнул, глянул настороженно и отвел глаза.
– Садись к столу, - продолжал Борода, - а вы, - он повернулся к парням, молчаливо стоящим у двери, - принесите воды и чего-нибудь поесть.
Парни вышли и тотчас вернулись с жестяным жбаном и глиняной миской, в которой лежали куски черного копченого мяса. Старик неуверенно шагнул к столу, сел на край грубо отесанной деревянной скамьи, прикрывая ладонью глаза от желтоватого света тусклой электрической лампы.
– Ешь, - сказал Борода, придвигая миску с черным мясом.
Старик с ужасом отшатнулся.
– Не бойся. Это летучие мыши. Их много в наших подземельях. Мои парни научились ловить их электрическими сетями. Ешь!
– Воды бы...
– прошептал старик, глядя на жбан. Борода налил ему воды, и старик пил медленно и долго, судорожно подергивая худым кадыком.
– Хорошая вода, - пробормотал он, отставив наконец глиняную кружку и отирая губы тыльной стороной ладони, - чистая и сладкая.