Шрифт:
– Здесь в горах много такой, а у вас разве хуже?
– У нас - гнилая. Течет из-под развалин, а там, говорят, остались трупы.
– Трупы? С того времени?
– Нет. Умирали и позже. Те, кто выходил днем. Это было давно, когда еще не поняли, что солнце убивает.
– Много вас осталось в развалинах?
– А зачем тебе знать?
– Просто интересно, как вы там живете?
– А как вы тут?
– Нас немного. И у нас хорошая вода и чистый воздух. Здесь по ночам дуют свежие ветры, а у вас внизу смрад и тишина. Я знаю - спускался туда не один раз.
– Чтобы красть наших по ночам?
– И за этим тоже, но чаще, чтобы посмотреть, понять...
– Что ты хочешь понять?
– Как случилось такое.
– Зачем? Того, что случилось, не исправишь.
– Не знаю. Я и многие из наших родились в тот год, когда это произошло. Мы выросли в темноте пещер, но хотим вернуться в солнечный мир. Он был прекрасен, не так ли?
– Не помню. Не могу вспомнить. И зачем? Прошлого не вернешь.
– Не в прошлом дело. Мир велик. Он не ограничивается этими горами. Может быть, не везде так...
– Дальше лежит пустыня. Оранжевая и черная. Там только солнце, скалы и песок. Никто ее не пересекал.
– Ты видел ее?
– Нет. Один из наших доходил до края гор. Он видел пустыню и вернулся.
– Он еще у вас?
– Нет. Умер. Его убило солнце. Он вернулся, чтобы умереть.
– И никто из ваших не пытался уйти совсем?
– Уходили многие, кто помоложе. Уходили и не возвращались. Только один вернулся и рассказал о пустыне.
– А остальные?
– Четверо погибли. Солнце убило их.
– А может, кто-нибудь дошел?..
– Куда?
– спросил старик и вдруг начал смеяться, сначала чуть слышно, потом громче и громче.
Борода и Одноглазый обменялись быстрыми взглядами. Так же смеялся и предыдущий, умирая, когда уже перестал чувствовать электрические разряды. Он так ничего и не сказал, только смеялся. Смех перешел в агонию.
Старик продолжал смеяться и вытирал грязными пальцами слезы, выступившие на глазах.
– Замолчи, - глухо сказал Одноглазый, - чего разошелся?
– Куда он мог дойти?
– Я не утверждаю, что так было.
– Борода потупился.
– Это лишь предположение, или - как ее?..
– Гипотеза, - подсказал Одноглазый.
– Вот именно - гипотеза.
Старик перестал смеяться. Взгляд его снова стал настороженным и злым.
– Вы слепые щенки! Щенки, - повторил он презрительно, - хоть и называете себя исследователями и утверждаете, будто знаете что-то. Ничего вы не знаете, кроме мрака этих пещер, в которых гнездитесь вместе с летучими мышами. Здесь вы родились, здесь и подохнете. В мире не осталось ничего, понимаете, ничего, кроме нескольких горсток безумцев: мы - там внизу, вы - здесь.
– Но в других долинах...
– начал Борода.
– В других долинах только совы, гиены да высохшие трупы.
– Ты бывал там?
– Это неважно. Я знаю.
– Кажется, ты действительно много знаешь, - кивнул Борода.
– Плохо только, что не хочешь добровольно поделиться с нами своим знанием.
– Мое знание для вас бесполезно.
– Нет бесполезного знания, отец.
– Его было слишком много во все времена. Оно и погубило мир.
– Значит, ты помнишь, как это случилось?
– Помню только свет, ярче чем тысячи солнц, и огонь, мгновенно пожравший все. Спустя много времени я очнулся там, где живу теперь.
– Ты был из этого города?
– Не знаю.
– А твои близкие?
– Я не помню их.
– А другие в развалинах?
– Они тоже ничего не помнят. Некоторые считают, что всегда жили так, хотя лет им больше, чем мне.
– Среди вас есть женщины?
Старик опять зло рассмеялся: - Чего захотел! Вы же украли их.
Борода и Одноглазый снова взглянули друг на друга.
– Видишь, я был прав, - заметил, помолчав, Борода.
– Кто-то работает в соседних долинах. Мы не крали ваших женщин, отец, - продолжал он, обращаясь к старику.
– Ни одной. Мы только исследователи. Когда из развалин исчезли последние женщины?
– Не помню. Давно.
– Это важно, постарайся вспомнить.
– Несколько лун назад. Не всех украли, некоторые ушли с молодыми и не вернулись.
– И теперь не осталось ни одной?
– Наверно... Я давно их не видел.
– А что говорят другие в развалинах?