– Допустим... Но кто бы ты ни был, помоги нам понять. Ведь мы ищем правду.

– А существует ли правда? И зачем вам она?

– Чтобы попытаться исправить.

– Это не в силах людей. Тем более теперь.

– И все-таки мы хотим попробовать.

– Но я ничем не могу вам помочь. Я ничего не знаю. Ничего.

– Видишь это?
– Борода указал на блестящий металлический шар, свисавший с потолка над головой старика.
– Знаешь, что это такое?

– Нет. А хотя, подождите...
– Старик прикрыл ладонью глаза, вспоминая.
– Однажды я уже видел над собой таков. Это было давно. Очень давно... С помощью этого когда-то лечили болезни. Только забыл какие... Но вы, конечно, используете это для другого...

– Нет, и мы лечим. Память. Заставляем вспоминать то, что люди забыли.

– И убиваете их.

– Не всегда. Только тех, кто не хочет вспомнить.

– Не хочет или не может?

– Для нас безразлично, отец.

– И вы хотите испытать это на мне?

– Если ты не будешь говорить добром.

– Но, испугавшись, я могу наговорить вам невесть что.

– У нас есть средство проверить. Кое-что нам известно. Ложь не спасет тебя.

– От чего?

– От этого, - Борода кивнул на блестящий шар над головой старика.

– Вам никогда не приходило в голову, что старость надо беречь, уважать? Вы зовете себя исследователями, но вы просто дикари. Ведь уважение к старости, к минувшему - главная черта, отличающая цивилизованность от дикости, ученого - от дикаря.

– О каком уважении ты говоришь, отец? За что мы должны вас уважать? Вы лишили нас всего. И если говорить о дикости, вы - ваше поколение ввергли нас в нее. А мы хотим вырваться любой ценой! Понимаешь - любой. Ценой ваших признаний и плюгавых жизней - тоже.

– В логике вам отказать нельзя, хотя то, что вы творите, бессмысленно. Ну, допустим, ты и даже все вы, - старик обвел взглядом подземелье, - поймете, что произошло двадцать или тридцать лет назад. Ну и что! Изменить вы ничего не в состоянии.

– Поняв, можно что-то делать. Искать средства, пытаться изменить...

– Вот вы поняли, давно поняли, что солнечные лучи убивают. Как вы это измените?

– Может, в изменим, когда будем знать причину. Почему они стали смертоносными? Ведь раньше они не убивали.

– Раньше не убивали, верно. Раньше были благодеянием. Благодаря им на земле появилась и расцвела жизнь.

– Ну так что же произошло?

– Этого, вероятно, никто из нас не знает и теперь уже но узнает никогда.

– А что ты думаешь об этом сам? Ты очень стар. Главная часть твоей жизни осталась там, за огненной чертой. Я готов поверить, что ты, как все, ничего не помнишь. Но разум твой еще жив и ты не можешь не думать о том, как все переменилось. И почему переменилось.

Старик сплел тонкие пальцы, подпер ими узкий, худой подбородок и долго молчал, устремив неподвижный взгляд в дальний угол подземелья, потом, словно очнувшись, резко дернул головой и заговорил:

– Твой вопрос свидетельствует о твоем уме - прости, я не знаю твоего имени.

– Мы зовем его Борода, - сказал Одноглазый.
– Он единственный среди нас, у кого волосы растут на подбородке и на щеках.

– Единственный... Это интересно...
– пробормотал старик, словно обращаясь к самому себе.
– Так вот, Борода, - продолжал он совсем другим голосом - отчетливым и твердым, - я действительно думая об этом, и не раз. И если тебя интересуют мои мысли, охотно поделюсь ими с тобой. Я не знаю, чем я занимался раньше, до "огненной черты", как ты говоришь. Начав вторую жизнь под развалинами в долине, я нашел себе занятие, вероятно новое, но не менее интересное и важное для меня, - я стал изучать сны. Да-да, не удивляйтесь - сны. Свои сны, сны других людей, живущих рядом со мной. Я научился понимать сны, объяснять людям их значение. Если бы вы знали, какие иногда снятся интересные сны!

– Мне никогда ничего не снится, - сказал Борода.

– А я видел сон только раз, - добавил Одноглазый.
– Мне приснилась женщина, злая и безобразная. Она преследовала меня, а я никак не мог убежать, и, когда она настигла меня, я проснулся...

– А потом ты долго болел, не правда ли?
– спросил старик, внимательно глядя на Одноглазого.

– Верно. Как ты узнал?

– Такой сон - частый знак близкой болезни.

– А если снов нет?
– спросил Борода.

– Сны есть всегда, просто ты их сразу забываешь, как я и другие забыли то, что было до "огненной черты".

– Ты, кажется, хотел рассказать нам, какие бывают сны.

– Да... Вот однажды мне приснилось поле - зеленое поле, густо заросшее влажной травой и цветами. Было раннее утро, и я бежал по этому полю. Никто не преследовал меня. Просто мне было легко и весело. Я бежал по росистой траве, и надо мной плыли легкие розовые облака. А потом взошло солнце, но не смертоносное, а ласковое. Его лучи только согревали и сушили одежду, влажную от росы.

– И что же означал этот сон?
– хрипло спросил Борода.