Шрифт:
– Вы хотите сказать, что не все, с кем я говорю, искренни?
– Вы упрощаете. Я думаю только, что все мы видим одни и те же вещи по-разному. И вы путешествуете по королевству кривых зеркал.
– Где же выход?
– Наверно, помимо придуманных людьми законов, есть и другие.
– Божеские?
– спросил Мазин с иронией.
– Нет, Богу это тоже было бы не под силу. Нас слишком много. И каждый живет по-своему.
– По своим законам?
– Если хотите. А судим мы людей по общим, придуманным, и потому часто ошибаемся.
– В чем же ошибся я?
– В том, что продолжаете возиться с законченным делом. Зачем? Что это - следовательский зуд или психологические изыски?
– И то и другое понемножку.
– Все зря. Убийства не было, а психология - дело неблагодарное и темное.
– Есть еще один вариант. Самоубийство.
– Вы это серьезно?
Мазин не видел ее лица, но ему показалось, что голос Инны прозвучал глуше.
– Я хотел узнать, что вы об этом думаете.
– Я? Ну, конечно. Простите. Вас интересуют вполне конкретные вещи, а я затеяла с вами светско-философскую беседу. Разумеется, мы должны поговорить серьезно. Но мы пришли уже. Вам придется зайти ко мне, если вас это не смущает. У меня никто не помешает нашему разговору.
Мазин наклонил голову:
– Я буду очень рад.
Дом, в котором жила Инна, был большой и когда-то, наверно, очень внушительный, с каменными мужскими фигурами у подъезда, поддерживающими на плечах каменные балконы.
Они поднялись по широкой грязноватой лестнице со старинными чугунными перилами. На площадку выходили высокие двери с медными ручками.
– Вы всегда здесь жили?
– Как кошка. Однажды Антон сказал, что в первую половину жизни человек похож на собаку - ко всем привязывается, лижется и получает пинки, а во вторую - на кошку. Привязывается уже не к людям, а к месту. Я свою жизнь начала сразу со второй половины: привязалась к месту. И уже не могу представить, как можно жить в другом.
Инна открыла ключом дверь. В коридоре было темновато. Маленькая лампочка под самым потолком светила тускло.
– Вот сюда, - указала она.
Мазин вошел в комнату и увидел сначала большую тахту, а над ней ковер. На ковре висели круглый африканский щит и копье-ассегай, с широким блестящим лезвием.
– Проходите, пожалуйста. Я могу предложить вам чашку кофе.
– С удовольствием выпью. Кофе гармонирует с этим тропическим оружием.
– На него все обращают внимание.
– Людей притягивает необычное.
– Вас особенно?
– Вы имеете в виду мою специальность? У нас будничного ничуть не меньше, чем в любой другой профессии. Ватсон был знаком с Шерлоком Холмсом тридцать лет, а смог описать всего полсотни случаев из его практики. Из них добрая половина, строго говоря, повторяется. А ведь Холмс был гурманом. Он снимал сливки и не занимался карманными кражами. Вы знаете, что такое карманщик? Поверьте, это не профессор Мориарти. И вообще преступник как личность очень редко интересен. Я думаю, Пушкин был прав, когда писал, что гений и злодейство - вещи разные. Преступник - чаще следствие недостатка интеллекта, чем продукт его развитых форм.
– Вы, конечно, говорите о заранее продуманном преступлении? Но может быть вспышка, неожиданная вспышка гнева, ненависти, презрения наконец... Разве вы никогда не сочувствовали преступнику?
Мазин помедлил с ответом.
– Я, кажется, задала нетактичный вопрос? Простите, но дома я опять забыла, что спрашивать должны вы, а не я.
– Мне не хотелось бы спрашивать.
Инна улыбнулась:
– Рассчитываете на добровольное признание?
Мазин ответил серьезно:
– Да.
Она спросила тоже серьезно:
– А если я не виновата?
– Тем более.
Мазин потрогал древко ассегая.
– Думаете, человека можно убить только такой штукой?
– Вы все-таки считаете, что Антон убит?
– Я только хочу узнать: стоило ли его убивать.
Инна доставала из буфета чашки.
– Узнать у меня?
– И у вас.
– Приговоры выносит суд. А я не могу решать, стоит ли убивать человека.
– Суду это тоже не всегда просто. Но наше положение легче. Тихомирова нет в живых, и, вынося ему приговор, мы можем не опасаться, что его придется приводить в исполнение.
– Нам грозит другое.
– Что именно?
– Может оказаться, что мы его уже привели.
Мазин очень внимательно посмотрел на Инну:
– Вы умная женщина.
– Благодарю вас.
– Это необычное дело, Инна Константиновна. Оно шире статьи закона. Поэтому я и занимаюсь им не так, как полагается.
– А не превышаете ли вы свои полномочия?
– Возможно. За это я отвечу перед начальством.
– Вы признаете ответственность только перед начальством?
Мазин развел руками.