11

– Товарищ майор, рядовой Косаренко прибыл в ваше распоряжение!

Молодой, по-цыгански красивый офицер с двумя орденами Красной Звезды и нашивкой за тяжелое ранение, оглядев новичка, устало, но не безразлично поинтересовался:

– Что такой худой? Из госпиталя?

– С курорта, - улыбнулся Николай и протянул майору документы.

– А, так, оказывается, ты штрафник? За что осужден?

– За дезертирство, товарищ майор.

Офицер недовольно нахмурился:

– Ну, ну... Откуда родом?

– Воронежский...

– Гм... Земляк, выходит?

Николай насторожился:

– А вы, товарищ майор, из самого Воронежа?

– Нет, из Бутурлиновки.

– А еще воронежцы тут есть?

– Вроде бы нет, а там кто ж его знает. Людей в запасном полку - тысячи, а я в нем недавно, из госпиталя... Штрафниками у нас тут командует старший лейтенант Перепелкин, к нему и направляй свои стопы... Есть, небось, хочешь?.. Хотя чего об этом спрашивать... Айда на кухню, к повару Самойленкову, и скажи ему, что это я тебя прислал. Обед, правда, уже прошел, ну да, я думаю, он чего-нибудь найдет... Что ж, земляк, искупай вину честно, изо всех сил старайся смыть с себя грязь позора!

– А мне по-иному нельзя, товарищ майор!

Еще на подходе к столовой Николай почувствовал волнующие запахи и, глотая слюну, с опаской подумал: "А что если от обеда действительно ничего не осталось?.."

В огромном зале, вмещавшем не одну сотню людей, сидело всего несколько бойцов. Николай направился к раздаточному окну, вызвал повара и, когда тот, вытирая руки о полотенце, неспешно подошел, по-свойски поприветствовал его:

– Привет, браток!

– За добавкой?
– глядя куда-то мимо Николая, спросил лоснящийся повар таких "братков" его ежедневно осаждают десятки.

– Я от майора Нечипуренко. Он приказал накормить меня. Повар сощурил хитро улыбающиеся глаза:

– Не покормить, а накормить? А много ли съешь?

– Сколько дашь, столько и съем.

– Ой ли?.. Ну считай, что тебе повезло. Нынче срочно отправили команду, даже пообедать не успела, - сказал повар и подал миску супа.

Николай набросился на нее с жадностью и через несколько минут уже снова появился у раздаточного окна...

И вторую миску супа съел с такой ненасытной жадностью, как и первую. А есть хотелось, кажется, еще сильней. Ему бы благоразумно сказать себе: хватит!
– а он снова заспешил к раздаточному окну - простительно ль упускать столь счастливый случай?..

...На розыски команды штрафников Николай отправился с непривычно отяжеленным желудком. Вскоре он раскаялся в своей неосмотрительности: ему вдруг сделалось дурно, и он покрылся холодным потом. "Мать честная, это же надо быть таким идиотом!" - с запоздалой беспомощностью ругнул себя Николай, чувствуя, как с каждым шагом ему становится все хуже и хуже...

У входа в казарму, в которой размещались штрафники, он, хватаясь за живот, сперва присел на корточки; а потом и лег прямо на твердый снег...

Три дня Николай провалялся в санчасти запасного полка, но улучшения не было, и его отправили в госпиталь. Он лежал пластом, не вставая, и уже ничего отрадного для себя не видел: силы его быстро угасали...

Однажды, открыв глаза, он увидел возле своей кровати несколько мужчин и женщин в белых халатах. Они глядели на него с грустной безнадежностью...

– Спасите меня, - тихо, еле слышно попросил он.
– Мне нельзя умирать... Пожалуйста, спасите!..

Врачи о чем-то тихо посовещались и ушли, не сказав ему ничего, будто он их ни о чем и не просил. Не сочли нужным даже выразить обычное, ни к чему не обязывающее утешение - зачем обнадеживать обреченного?

В ушах Николая вдруг поднялся страшный шум, а в глазах потемнело. Может, вот так и бывает в последние минуты?..

Но кто это снова склонился над ним? Ах, это оказывается, палатная сестра. Но что теперь-то ей нужно от него?..

А что если ей открыться? Пускай потом напишет Оле, где и как закончил свой жизненный путь ее незадачливый муженек. Чтоб ни она, ни дети всю жизнь не мучились в бесплодных догадках...

Сестра что-то говорит, но Николай из-за шума в голове не слышит ее голоса. Она сует ему какие-то пилюли, силой заставляет проглотить горькую микстуру и показывает на тарелку с творогом и куском белого хлеба. Значит, доктора вовсе не считают его безнадежным?..

...Шли дни, и Николай с изумлением возвращенного к жизни человека наблюдал за тем, как мартовское солнце весело и по-матерински щедро ласкало мир. За окном звенела капель, журчали ручьи, подмывая оледенелый снег, и с озабоченностью творцов строили гнезда грачи - по родной многострадальной земле шествовала весна...

Вскоре он поднялся на ноги, но ходить начал, как ребенок: сперва робко, неуверенно и в пределах палаты, потом стал выбираться в длинный коридор. Однажды Николай самостоятельно даже сошел с третьего этажа на первый, в рентгеновский кабинет. На обратном пути, проходя мимо раскрытой двери канцелярии, увидел телефон и, недолго думая, обратился к белокурой девушке-секретарю: