Просматриваемый фильм невольно приобретал определенный колорит. Играли в нем китайские или корейские актеры, говорили они по-английски, сильно коверкая слова, что заставляло каждый раз кривиться Юрика, дублирующего фильм на русский язык. Иногда, правда, попадались европейцы. Камера у съемочной группы, похоже, была в единственном экземпляре. Объектив гулял из стороны в сторону, иногда терял героев фильма, иногда трясся, когда герои бежали. Декорации отсутствовали напрочь. Фильм снимался в естественных помещениях и пространствах - барах, улицах непонятных городов, мусорных свалках, заброшенных заводах, убогих каменистых равнинах. Ни одного пейзажа, которым можно насладиться.

Отдельного слова заслуживала игра актеров. Ценитель тонкой игры Джека Николсона и Дастина Хоффмана студент Божедай стыдился смотреть на кривляния узкоглазого парня по имени Комбо, который владел только двумя сценическими масками. Наморщенный лоб и прищуренный взгляд по замыслу режиссера должны говорить зрителю о раздумьях героя, однако больше напоминали тупую физиономию орангутанга, который не может дотянуться до грозди бананов. В остальных случаях герой использовал бессмысленный взгляд, глупую ухмылку, которые больше всего удавались, когда он кого-то бил, от кого-то улепетывал, и когда занимался любовью с какой-нибудь красоткой.

В фильме ни с того ни с сего появлялись неизвестные люди, мешали главному герою, пытались его убить, подсовывали ему большегрудых девиц. Узкоглазый Комбо падал в помойные ямы, гремел по железным лестницам полуразрушенных металлургических заводов, разбивал в баре бутылки о головы преследователей. Пару раз он успел переспать с разными девицами, и эти сцены Ковалевский назвал лучшими, руководствуясь не игрой актеров и постановкой, а количеством обнаженного женского тела на минуту фильма.

Девушка, которую он спас вначале, больше не появлялась. В сюжетные дыры этого фильма мог провалиться слон. Павлик то и дело вздыхал, просматривая следующий эпизод. И так продолжалось почти полтора часа. Драки, погони, перестрелки, ломаный ход сюжета. За всеми "плохими парнями" стоял один человек, которого харкающие кровью, умирающие на руках у Комбо преследователи называли Мастером. В конце фильма бывший полицейский все-таки отыскал сокровища на какой-то свалке под ржавым автобусом с круглыми фарами. Как только он приблизился к сокровищам, на экране появилась надпись:

"Конец".

– Все!
– перевел дух Юрик.

– Гениальный фильм!
– с укором глядя на Павлика, произнес Ковалевский. Божедай прятал глаза.

– Я не знал, о чем фильм, - оправдываясь, произнес он, мучительно думая о том, почему не заметил эпизод, который наблюдал, когда в первый раз смотрел фильм. Эпизод, в котором трое громил в черных пальто допытывались о каком-то чипе у главного героя.

– Фильм просто потрясающий!
– продолжал издеваться Ковалевский.
– Я думаю, пара "Оскаров" украсят его черно-белые титры в самый раз.

– Слушайте, а я так и не понял - в какой стране происходило действие?
– пожаловался Юрик.

– Это ты нам фильм переводил, - сообщил ему Сергей.
– Если ты не понял, то о нас и говорить нечего!

Юрик поглядел на часы.

– Так!
– воскликнул он.
– Нам нужно спешить в университет.

– Плевал я на университет, - сказал Сергей.
– Вы мне настроение испортили этим фильмом. Пойду утешаться к Галочке.

– Той, что с Центрального проспекта?
– поинтересовался Павлик.

– Нет, она из Перестрелкино, - ответил Ковалевский, быстро глянув в зеркало и легким взмахом поправил прядь выбившихся из прически волос.

После фильма Павлик отправился на следующую лекцию, но Юрику не хотелось на неё идти. Прогуливаясь по пустым коридорам он нос к носу столкнулся с заведующим кафедрой Зурабом Николаевичем Кабашвили, выходящим из своего кабинета.

Высокий, стройный, аккуратный, одетый в извечный костюм-тройку, Кабашвили являл собой истинный облик университетского профессора. Волосы его были наполовину седыми, на горбатом носу сидели очки с такими толстыми линзами, что глаза с трудом просматривались сквозь них. Кабашвили считался одним из "нормальных" преподавателей. Его лекции разбавлялись шутками, смешными историями и слушать их было одно удовольствие.

– Господин Прохоров!
– удивленно произнес завкафедрой с легким грузинским акцентом.
– Если мне не изменяет память, у вас сейчас должна идти лекция по контрольно-измерительным приборам!

– Да, я знаю, - спокойно ответил Юрик.
– Но я спешу к Аренштейну. У него наметился прорыв!

– Да что вы говорите!
– почти не высказал удивления Кабашвили.
– И где же у него наметился прорыв? В трубе водяного отопления?

– Нет...
– Юрик замялся, понимая, что профессор не поддался на выдуманную второпях ложь.
– Просто...

Кабашвили взял его за руку.

– Не надо лгать, Юрий, - сказал он.
– Я ценю вас как талантливого студента. Возможно - как будущего великого ученого. Но прежде чем стать таковым, нужно учиться.

Юрик опустил голову. Ему сделалось стыдно.

– Мне скучно на лекции, - признался он.
– Что проку терять два часа, когда я усваиваю материал, прочитав чужие записи за десять минут!

На этот раз настала очередь замолчать Кабашвили.

– Понятно, - ответил он наконец.
– Но тогда, что вам нужно от университета, господин Прохоров? Вы хотите получить красные корочки или чему-то научиться?