– Папа? Я что, больна? Почему ты плачешь?

– Ты... ты была больна, дочка... но сейчас уже все образовалось.
– И, слегка помедлив, неуверенно прибавил: - Кажись...

Лада приподнялась на своей постели, все так же укрытой мягким одеялом из кусочков катфера - пушистой кожистой ткани, срезаемой с ресничных покровов Голубого Дракона; в занавешенное вышитой ее руками занавеской окно пробивался тусклый свет. Стол, стул, шкафчик со скудным девичьим гардеробом, коврики из драконьей шкуры... все знакомое, родное и в то же время как бы подзабытое... точно появилась она тут после долгого отсутствия... да еще какое-то неприятное беспокойное ощущение в голове, когда забыл что-то важное, силишься вспомнить, но не можешь, да щемящее чувство пустоты в груди, будто оттуда вынули ее горячее сердце и вставили другое, холодное и безразличное, только и способное, что мерными толчками гнать по жилам равнодушную кровь.

– Как долго... я болела?

– Долго, дочка, к-хе, долго... почитай, более четырех месяцев...

– И все это время я была без сознания?

– Ну а как же иначе, дочка... в беспамятстве лежала... разве ты помнишь что-то?

– Нет, не помню. Вот только знаю - сны мне снились. Яркие, красивые... Но даже их сейчас забыла.

– Эх-хе, дочка... сны они и есть сны. Так, одно беспокойство, душевное томление. Блажь, в общем-то.

– Нет, не блажь, - тихо произнесла Лада. Она шевельнулась, пробуя тело, - оно было удивительно легким, послушным. Спустив босые ноги с кровати, она шагнула к зеркалу в углу комнаты.

И едва не ахнула.

Куда-то пропала нескладная девчушка с милым полудетским личиком, с мягкими чертами лица и пухлыми губками. На нее в упор глядела прекрасная, гордая женщина с резко очерченными скулами, твердой линией губ с чуть обозначившимися складками затаенной горечи в углах, с загорелым и слегка обветренным лицом. И глаза лучились уже не прежней мягкой синевой, а появился в них жестковатый, пронзительный высверк.

Словно во сне она дернула тесемку под горлом и подняла руки, не стесняясь отца, и ночная рубашка упала к ее ногам, белым облаком скользнув по совершенным линиям ее _нового_ тела. И, уже не удержавшись, Лада тихонько вскрикнула.

Белый звездоподобный шрам на правом плече, чуть повыше груди, отчетливо виднелся даже в тусклом свете. И точно такой же шрам был на спине, над правой лопаткой. Шрамы, которые могло оставить нечто, пробившее ее плечо насквозь; которых, как она знала, у нее _никогда не было_.

...Чары оказались настолько могущественными, рассказывал Фишур, что не помогло даже кольцо Рангара. Меня спасло только то, что основная мощь магического удара пришлись на него и Ладу; я оказался на периферии действия сил и смог защититься несколькими наспех сооруженными заслонами из набора простейшего охранного колдовства. Тем не менее меня здорово трахнуло и зашвырнуло в какую-то расщелину, где я и отключился. Вполне возможно, это и спасло мне жизнь. Не ощутив меня эмпатически, напавшие маги унеслись, забрав Рангара и Ладу. Я добрался до столицы, стараясь поменьше попадаться на глаза кому бы то ни было, и попытался выяснить судьбу моих друзей. Меня долго преследовали неудачи, но потом на глаза попалась афиша, возвещавшая об очередном гладиаторском поединке Рангара, и я с невыразимым облегчением понял, что тот жив. Ну а когда Рангар победил-таки этого ужасного монстра, человека-паука, я очутился на вершине восторга... Я очень надеялся, что смогу как-то привлечь внимание Рангара на празднестве в его честь, не особо веря упорным слухам о его "отплытии на родину", но... но это оказался не Рангар.

– Двойник?
– спросил Карлехар.

– Вам приходилось слышать о _табиту_, генерал?

Карлехар вздрогнул.

– Да... что-то темное и ужасное из арсенала магов Змеи.

– Вот-вот. Для создания _табиту_ нужна магия несравненно более мощная, чем, скажем, фантомов... но ведь к похищению Рангара приложил руку сам Верховный Маг Змеи.

Фишур и Карлехар долго молчали; они сидели на деревянной скамье третьеразрядного пивного подвальчика в Нижнем городе неподалеку от грузового порта, потягивая пенный напиток. Их вполне устраивала царившая здесь полутьма и висевший в воздухе густой разноязыкий говор: на них никто не обращал внимания и никто не мог подслушать их тихий разговор.

Карлехар первым рассказал о своих приключениях, а точнее, злоключениях после бегства друзей из полкового лагеря, и теперь переваривал услышанное от Фишура.

– Да, - наконец тихо сказал он, вздохнув.
– Жаль Тангора. Большой боец был и человек правильный, да обретет его душа покой на небесном острове... Но сейчас следует думать о живых. Надо сделать все, чтобы освободить Рангара и Ладу.

– Если только они еще живы, - мрачно заметил Фишур.
– Впрочем, будем надеяться на лучшее. Как вы думаете, Карлехар, где они могут быть?

– Есть у меня одно соображение...
– медленно проговорил Карлехар.
– Я знаю, где находится столичная резиденция Алькондара Тиртаида ин-Хорума. Вероятнее всего, их укрывают там.

– Очевидно, вы правы. Но меня это мало радует. Вы представляете, какая там охрана? Едва ли уступает даже дворцовой...

– Тем не менее мы должны попытаться, - сказал Карлехар решительно.

– Мы и попытаемся, - сказал Фишур.
– Только к этому делу надо подойти потоньше и похитрее... лихим наскоком тут ничего не решить.

– Да уж, - невесело хмыкнул Карлехар.
– Нас положат на первых же шагах... Вот если бы мои воины были со мной! Но об этом даже и мечтать нельзя.

– Да, Карлехар, нам надо быть реалистами и полагаться только на свои силы.

– Тогда будем действовать по всем правилам воинского искусства. Начнем с разведки и рекогносцировки.

– Да, за домом Алькондара надо установить скрытое наблюдение. Причем следить только с помощью зеркал.

– Вы верите в то, что маги не чувствуют взглядов, направленных не прямо на них, а на их изображение?
– Карлехар скептически поднял бровь.