Чичканов вскрыл пакет и быстро пробежал глазами по листку бумаги.

– Как чувствует себя товарищ Лавров?
– оторвавшись от чтения, спросил он Василия.

– Хорошо. Работает.

– А тебя тоже арестовывали?

– Лавров пришел тогда в казармы к восставшим. Горячо говорил. Я поддержал его, и меня вместе с ним взяли. Шел бы, говорят, домой, стреляный хрен, в большевики не лез.

Люди за столом улыбнулись. Улыбнулся и Чичканов.

– Хорошо, что Латышский отряд из Москвы подоспел, а то и я оказался бы годным к службе на том свете, - заключил Василий.

– А тамбовцы, товарищ нарком, без нас обошлись, - весело сказал Подбельскому военный с очень заметным кавказским акцентом.

– Это значит, товарищ Киквидзе, что советская власть за короткий срок верных бойцов воспитала, - ответил военному Подбельский.
– Даже те красноармейцы, что были обмануты офицерами, просят, чтобы их зачислили в дивизию Киквидзе. Возьмете?

– Возьму обязательно! Пусть они завтра на митинге-параде присягу примут. Повинную голову не рубят. Правильно я сказал русскую пословицу, товарищ Ревякин?

– Так точно, товарищ начдив.

– Жаль, что товарищ Ревякин к строю не годен, - улыбнулся Киквидзе.
– Я взял бы его командиром роты.

– Вы и так все наши кадры забрали, - улыбнулся Чичканов.
– Товарищ Рогозинский, Ревякина запишите на нашу памятную страничку. Крестьянин-коммунист на селе для нас очень дорог.

– Где ваш дом, товарищ Ревякин?
– спросил Рогозинский, записывая что-то в маленькую книжку.

– В Кривуше моя семья.

– Ну что ж, вот и будем с вами, товарищ Ревякин, коммуну строить в Кривуше, - весело сказал Подбельский.

– Так точно!
– отчеканил Василий.

Начдив Киквидзе встал:

– Готовь, товарищ Ревякин, больше хлеба для Красной Армии.
– Он вышел из-за стола и положил руку на плечо Василия.
– Оружие для самозащиты есть?

– Револьвер.

– Во зло не употребляй, - вмешался в разговор Подбельский.
– Скажи крестьянам: надо помочь рабочим, надо помочь Красной Армии. Оцени обстановку и действуй разумно.

– Пришлем в ваши края продотряд, - сказал Чичканов, - держи с ним связь. Вот эту брошюрку возьми, почитай крестьянам.

Василий поблагодарил и вышел. Сердце его переполнилось радостью. Ему доверяют, на него надеются!

Секретарь Прокофьев проводил его до лестницы:

– Не вздумай идти в ночь, не рискуй.

– Теперь уж заночую. Не зима - зарю долго ждать не придется. Попрощался и вышел на площадь.

В лицо пахнуло вечерней прохладцей. Василий подошел к реке. По дороге внимательно разглядывал людей, идущих навстречу, надеясь встретить знакомых. Припоминал свои поездки в Тамбов до войны... Вон в той лавочке перед отправкой на фронт купил Маше цветастый платок. Она была так хороша в нем! Нет, видно, не уснуть ему в эту ночь...

4

Гривцов сидел на сундуке в рубленом полутемном чулане и прямо из бутылки пил самогонку. Парашка примостилась напротив, горестно подперев кулачком подбородок. Между ними, на сундуке, чадила тоненькая свечка. Из открытого погреба тянул холодный, пахнущий плесенью воздух.

Тимофей закусывал желтым соленым огурцом. Потом привычным жестом потянулся было отереть усы.

– А ты без усов-то красивше, Тимоша, - заискивающе заглянула ему в глаза хозяйка.

– Отстань. Не до этого! Лучше бы подумала, как мне на свет божий из этой ямы выбраться. Отцу накажи, что ли... Под мешками за город вывезет.

– Так он тебе и поехал в такую заваруху!

– Тише... Кто-то к калитке подошел.

– Пужливый стал. Послышалось.

– Тише, говорю, - прошипел Гривцов, приподнимаясь с сундука. Щеколду кто-то трогает.

Стук в калитку повторился. Парашка вздрогнула, перекрестилась.

– Иди, спроси кто. Обо мне даже своим не говори.
– Он выхватил из кармана наган и ужом скользнул в погреб.

Парашка закрыла дверцу и вышла из чулана.

– Кто там?
– крикнула она с порога.

– Параша, открой! Это я, Василий Ревякин.

– А-а! Вася! Иду, иду.

– Здравствуй, Параша! Пусти заночевать.

– Заходи, Вася, заходи! Ночуй, пожалуйста, хоть месяц!
– торопливо заговорила Парашка, старательно закрывая калитку на крючок.

– Во дворе у тебя все по-старому?

– По-старому... А ты, я вижу, возмужал, да и подурнел. И небритый! Маша-то разлюбит, гляди!

– Она к тебе заходила?

– Кто?
– будто не поняла.

– Маша, говорю, бывала у тебя?