Юшка осоловело смотрел на бумагу, которую читал Василий.

– Его надо в подкулачники записать. Все улики налицо, - подсказал, улыбаясь, Панов.

– Это кого в подкулачники?
– приподнялся Юшка.
– Варить-то вари, да посолить не забудь! Ты еще ростом мал, сынок, чтобы меня подкулачником обзывать. Я самый что ни на есть батрак, - разозлился он.

– Эх, отец, отец, из стороны в сторону ты качаешься, то к нам, то к Сидору, - с укором сказал Василий.
– А я-то тебя чуть не богатырем почитал.

– Закачаешься, - жалобно ответил Юшка.
– Один я, што ли, качаюсь? Вся Расея-матушка качается от власти к власти.

– Ну, тогда вот что.
– Василий твердо положил руку на стол. Впрягайся в телегу сам и езди. Может, тебе Сидор и лошадь даст. Пошли, товарищ Панов.

Авдотья кинулась на колени:

– Помилуй, Васенька, помилуй его, дурака непутевого. Верно ты говоришь, продался он за телегу да за эти... как их, - запнулась она.

– Ну, говори, говори, мамаша, - поднял ее Василий с пола.
– Чего еще подарил ему Сидор?

– Да барахлишко принес ему... спрятать, а потом совсем отказал.

– Что за барахлишко?

Маша метнулась к отцу.

– Да что же ты, папанька, делаешь? Сам ведь рассказывал... Из Тамбова, грабленое! Тимошка грабил.

– И ты молчал?!
– подступил Василий к Юшке.

Юшка безнадежно заскреб свой затылок:

– А ну, Васятка, зачти еще разок этую бумажку.

– Слушай, слушай, прочту еще разок: "Кривушинский комитет бедноты постановляет зарегистрировать вороного мерина, приведенного из Козлова, за крестьянином Олесиным Ефимом Петровичем. Телегу кулака Гривцова реквизировать и передать бывшему его батраку Олесину..."

– Этую бумагу, завтра первым делом зачти, а потом уж я... все выскажу, мать его бог любил.

Василий недоверчиво поднял на него глаза:

– Ничего не скроешь?

– Все выложу! Только мерина приведите.

3

Сидор стоял среди двора и молча наблюдал за людьми, входившими в его ворота.

– Здорово, Юхим Петров!
– поприветствовал Сидор Юшку.

– Здравствуешь, коли не хвастаешь, - грубо ответил Юшка.
– С непривычки уши закололо.

Сидор настороженно оглядел Юшку, кашлянул. Василий срывающимся от злости голосом сказал Андрею:

– Читай решение комитета.

Андрей зачитал бумагу нарочито медленно, почти по слогам, чтобы дать Юшке прийти в себя.

– Опоздали вы со своим приказом, - ухмыльнулся Сидор.
– Я без вас об нем порадел. Он давно на моей телеге вдовушек катает.

– Не порадел, а купить норовил!
– не выдержал Василий.
– Купить норовил, чтобы он подлость твою против революции не выдал.

– Это какую подлость?
– побледнев, спросил Сидор и обернулся к Юшке: - Юхим, что он мелет, твой зятек-то, а?

– Не мелет, а правду говорит!
– Голос Юшки неестественно зазвенел от волнения. Он сорвал с головы картуз и, распаляя себя, бросил его под ноги: - Ты мои мозоли считал, когда я на тебя хрип гнул? Телегой мне глотку заткнуть хотел, когда у своего горла веревку почуял!
– Юшка наклонился и перешагнул через свой картуз, направляясь к Сидору. Тимошка барахла награбил, а ты прятать мне принес?! Панька! Неси барахло!
– крикнул Юшка, и из-за ворот с узлом выскочил его сын Панька.

Юшка развязал платок, и оттуда вывалились сапоги, туфли, красные галифе.

– Вот они, обуванки-одеванки городские! Судить его надо по всем статьям, мать его бог любил! Гражданы-товарищи, хватит нам хрип на него гнуть! Судить!

Сидор вдруг рванулся к Юшке и изо всех сил ткнул кулаком в зубы:

– Будь ты проклят, холоп!

Сидора схватили продотрядчики. В избе, у окна, диким голосом вскрикнула жена Сидора. А Юшка медленно встал, отер с губы кровь.

– На, пощупай и мой кулак!
– Шагнув к Сидору, ударил жилистым железным кулаком по уху и, обернувшись к мужикам-комитетчикам, устало добавил: - Первый раз за всю жизню человека ударил.

– Да какой он человек? Змей он ползучий, - крикнул Сергей Мычалин.

– В Тамбов его, в Чеку!

– Имущества лишить грабителя!

Быстро запрягли жеребца. Связанного Сидора положили на телегу, Юшка сам напросился в кучера.

Сидор лежал на спине головой к передку, а по бокам сидели продотрядчик с винтовкой и Юшка.

– Все забыл, ирод! Помещика вместе разоряли, а теперь что делаешь?

– Туда вместе шли, правда. А оттуда врозь, ты на подводу воз навьючил, а я на руках икону принес да косу ржавую...