– Не смей плакать!
– сказал он сержанту.
– Прекрати сейчас же, слышишь?

– Я не от боли, - прошептал тот.

– Все равно, не смей!

Тесленко судорожно всхлипнул. С трудом поднимая руки, Грабарь снял с себя остатки одежды и начал рвать их на полосы. Потом придвинулся к сержанту.

Тело мальчишки было страшным. Кожа висела лохмотьями, на руках, груди, ногах кровоточили глубокие раны. Капитану досталось еще больше: когда их рвали собаки, он сколько мог прикрывал собой сержанта.

– Встань!

Он помог сержанту подняться и начал перемывать. Тот кусал губы, стонал, вскрикивал при каждом прикосновении.

– Не надо... Не надо, товарищ капитан.

– Замолчи!

Грабарь туго стягивал тряпьем раны. Руки его дрожали, на лбу от напряжения выступила испарина - каждое движение стоило ему нечеловеческих усилий.

Закончив перевязывать сержанта, он занялся собой. Остатки куртки ушли на перевязку ног. Потом он разорвал куртку сержанта.

– Помоги мне перевязать руки и грудь. Тесленко с трудом придвинулся к нему.

– Не гляди так! Мы еще вырвемся, вот увидишь, - сказал капитан.

– Мне не вырваться... Я уже ни на что не способен.

– Эх!
– проговорил капитан, морщась и стараясь сдержать готовый сорваться с губ крик.
– Человек всегда способен на большее, чем он думает. Ну-ка, привяжи мне это, - указал он на кусок кожи возле левого локтя.
– Да покрепче! Не бойся, стягивай сильнее!

Тесленко старался изо всех сил. Потом стянул капитану в нескольких местах грудь. Грабарь оглядел сержанта, потом себя.

– Ничего, - пробормотал он.
– Ничего... Он закрыл глаза и привалился к стенке.

– Это - конец, - проговорил Тесленко, ложась на пол.

– Нет!
– Грабарь открыл глаза.
– Мы живы! И будем жить! Нас не так просто отправить на тот свет - он снова закрыл глаза. Передохнул.
– Не ложись на цементный пол, - сказал он грубовато.
– Не хватало еще, чтобы ты схватил воспаление легких! Если не можешь иначе, сядь и прислонись к стенке.

– Какая разница?
– возразил Тесленко.
– Это уже не имеет значения.

И тем не менее он приподнялся. Как ни странно было заботиться в их положении о том, чтобы не схватить воспаление легких, обыденность слов капитана заставила его на какое-то время забыть об ужасе всего случившегося.

– Как вы думаете, что они с нами сделают?
– спросил сержант.

– Не знаю. Но нам все равно надо держаться. Во что бы то ни стало.

– Я попробую, - пообещал Тесленко. У него не было сил, у него страшно болело все тело. Провал особенно сильно подействовал на него: ведь он сам был во всем виноват. Эти кусачки... Но капитан держался, и Тесленко изо всех сил тянулся за ним. Только теперь он в полной мере начал понимать, что для него значил этот большой ворчливый человек.

– Товарищ капитан, я продержусь, - сказал он.
– Я сделаю все, как нужно. Вы не беспокойтесь. Грабарь кивнул.

– Неудач может быть много, но когда-нибудь обязательно придет и удача. Не надо только отчаиваться. Но сам он мало верил своим словам,

3

Утром за ними пришел эсэсовец,

– Ком!

Грабарь начал подниматься, опираясь о стенку. Руки соскользнули, и он упал. Эсэсовец захохотал.

– Ком! Ком!

Капитан стиснул зубы, раздвинул ноги и встал. Затем протянул руку сержанту.

Держась друг за друга, они вышли из камеры. Их привели к майору Заукелю. В кабинете находился и обер-лейтенант Бергер. Заукель окинул летчиков взглядом.

– Ну что ж, вы прекрасно выглядите, - проговорил он, сощурившись.
– Не вспомнили, кто еще собирался бежать с вами?

– Нет, - сказал Грабарь, Заукель повернулся к Бергеру и произнес по-немецки:

– Расстрелять! Впрочем...- он внимательно поглядел на Грабаря, потом на Тесленко.
– Когда прибывает следующая партия летчиков?

– Через неделю, - сказал Бергер.

– Пускай полетают до прибытия новой партии. И последи, кто с ними еще связан. Такие наверняка есть.

– Слушаюсь, - сказал Бергер.
– Только вряд ли они продержатся даже один вылет.

– Продержатся.
– Он поднял глаза на Грабаря и сказал по-русски: - Надеюсь, капитан, сейчас у вас пропала охота заниматься побегами?

– Так точно, господин майор. Заукель усмехнулся.

– Вот и отлично. С завтрашнего дня вы с сержантом будете делать по два вылета в день. Это несколько ухудшит ваше положение, но виноваты в этом только вы сами. Вы меня поняли?