И я тоже как бы между прочим спросил, хотя у самого-то сердце екнуло.

– С полным семейством.

– С мужем?

– Нет, мужа не видел. С сыном приехала.

Замолчал я, новость обдумывая. А Иван продолжил, и опять - как бы между прочим:

– Лулу ваша постарела, конечно, но под седлом старается. Я ее ежедень прогуливал.

– Спасибо, Ваня.

Он поклонился и вышел. А я на Савку посмотрел. И почему-то беспомощно посмотрел, что ли.

– Проверю.
– Савва Игнатьич меня со взгляда понимал.
– Вы сегодня отдохните, а завтра - поглядим, как оно получается.

Какое там - отдохните, когда я места себе не находил! С сыном приехала, а где же муж? Жив еще или уже помер? А коли жив, так в Италии остался или расстались они насовсем? И как же фамилия-то его, как фамилия?.. Затрясский?.. Затусский?.. Помню, что "ЗА". Он всегда за чем-то был. Зачем-то...

Засядский!.. Аннет Засядская. Мадам Засядская теперь. Мадам Засядская с сыночком Засядским. Весь в отца, поди. Любопытно, как его зовут? Как деда или как отца?..

Представляете, какой идиотизм залез вдруг в мою голову? И никак не вылезал. Так и метался я с ним по дому, пока... Пока не блеснула в свихнувшихся мозгах моих некая мысль: я же Полиночку, невесту свою, только что похоронил. И первое, что узнал, - графинюшка вернулась. Значит, она, она, Полиночка, оттуда ее вызвала, из-за границы, чтобы я в окончательном одиночестве не остался.

Напился я от этой мысли. Нет бы пред иконою пасть и Бога возблагодарить да Полиночку помянуть... Нет, напился. Вдвоем с бутылкой, по-гусарски. Окосел, и в пьяную голову первая трезвая мысль пришла: а чего это я разбегался? Ну, не моя Аннет, давно уж не моя, а косноязычного этого Засядского. И Полиночка теперь не моя, а - Божья. И никого у меня нет. Один я, как перст. В отставке.

И уснул с этим открытием. Легко уснул, потому что осознал наконец собственное единоприсутствие свое в многоприсутственном и шумном мире сем. И проснулся с этим осознанием, а потому горьким было мое пробуждение. Не от горечи с похмелья, а от горечи в душе.

Не рано проснулся. Савки нигде не было, и я сел завтракать сам-один. Подумав при этом, что пора к этому привыкать. Спокойно подумал и неторопливо завтракал, когда объявился наконец мой молочный брат и управитель.

– Был у графинюшки. В трауре она: месяц назад батюшка ее преставился.

– А Засядский?

– Какой Засядский?

– Ну, муж, муж! Должен же муж быть, коли сын есть.

– А... Не знаю. Никого, кроме молодой барыни, не видел, а разговор наш к этому не пришел.

– Обо мне сказал?

– Она считает, что вы - на Кавказе. Так что надевайте мундир свой капитанский, цепляйте все ордена и скачите представляться заново. Иван вон с утра велел Лулу вычистить и подседлать.

– Как снег на голову?

– Ага. Сразу проверите, где ваша шашка. В дамки выходит или, пардон, в сортире навсегда заперта.

Трезвый этот подход слегка похмельной голове моей почему-то понравился. Особенно в части капитанского мундира. К тому же Лулу и впрямь была вычищена, выгуляна и подседлана. Заржала радостно, башкой замотала, меня увидев. Расцеловались мы с ней, подтянул я подпругу, вскочил в седло и отдал поводья.

– Помнишь ли еще дорожку, старушка?

Вспомнила. Все вспомнила и потрусила к графскому особняку, радостно головой встряхивая. А я думал... Нет, ни о чем я тогда не думал. Сердце мое в том же аллюре трепыхалось...

Ворота в усадьбу были настежь распахнуты. Как объятья. Будто ждали меня. Мальчик какой-то в голубой рубашке у подъезда стоял, на меня во все глаза глядя. Я спрыгнул с седла, бросил ему поводья и - бегом через две ступени.

Вбежал в дом и - заорал:

– Аннет!..

Не помню, откуда она выбежала. То ли с одного из двух лестничных маршей на второй этаж, то ли из залы, то ли... Помню, что на шее у меня оказалась. Как в юности.

– Знала, что придет это мгновение. Придет!.. Знала. Знала. Знала! И ждала. Как я ждала!..

И - последняя встреча

Последняя потому, что больше люди нас никогда не разлучали. Да и не в силах были разлучить.

Поначалу какой-то уж очень бестолковой казалась она. Помню, что перебивали мы друг друга, а вот почему перебивали и о чем говорили - напрочь из головы выскочило. И начались-то эти воспоминания - не начались, а выстроились, что ли, - с моего вопроса.

– Ты замужем?

– Увы, - она лукаво глянула снизу вверх, в мои глаза.
– Мой нареченный в России остался. Говорят, в Кавказской войне участвовал не без успеха.

– А как же... Сказали мне, сын у тебя...

Она расхохоталась. Даже руками всплеснула, на миг от меня их оторвав:

– Дитя любви!

Вероятно, что-то на моем лице все же отразилось, потому что Аничка опять засмеялась и позвала:

– Ванечка!

И вошел мальчик в голубой рубашке. Поклонился мне и сказал на отличном французском языке: