Виггин, делая вид, что все происходящее его не касается, поглядел на часы. Видимо, срок был три минуты.

– Хватит, ребята! На выход! Пошли-потопали!

– Но я голый! – завопил Анвар – он был родом из Эквадора, сын иммигрантов из Египта.

Боб сразу вспомнил его досье.

– В следующий раз оденешься, – отозвался спокойно Виггин.

Боб тоже был гол. Больше того, Виггин стоял рядом, глядя на Боба без всякого участия. Мог бы помочь. Мог бы продлить время. Дурацкая история.

– Три минуты от момента отдачи приказа до выхода из казармы. Таков распорядок на первую неделю. На следующую время сокращается до двух минут. Вперед!

В коридоре толпилось множество других солдат. Кто-то использовал свободное время, кто-то торопился в класс. Все остановились, чтобы полюбоваться новой незнакомой формой и посмеяться над теми, кто был вообще без всякой одежды.

Одно было ясно Бобу. Придется серьезно заняться своим укороченным и обуженным комбинезоном, если он не хочет разгуливать голым по коридорам школы. И раз Виггин не сделал ему поблажки в первый день, когда он впервые надел свой очень нестандартный костюм, то Боб, разумеется, не станет их добиваться и потом.

«Я ведь сам напросился в армию», – не уставал он напоминать себе, трусцой пробегая по коридору и пытаясь не допустить падения на пол отдельных деталей своего боевого снаряжения, так и норовившего выскользнуть из рук.

– Мне нужен доступ к генетической расшифровке Боба, – сказала сестра Карлотта.

– Вам это не положено, – ответил Графф.

– А я-то думала, что мой допуск открывает любую дверь.

– А мы ввели новую категорию секретности, которая называется «не для сестры Карлотты». Не хотим, чтобы вы поделились с кем-нибудь информацией, касающейся Боба. А ведь вы уже намылились передать ее в другие руки, не так ли?

– Только для того, чтобы произвести анализ. Или… вы сами должны сделать его для меня. Я хочу сравнить ДНК Боба с ДНК Волеску.

– Но мне кажется, вы говорили, будто донором клонированной ДНК является именно Волеску?

– С тех пор как я это сказала, я много думала, полковник Графф. Боб ни в чем не похож на Волеску. И я не могу поверить, что в будущем, когда он вырастет, он хоть чем-то будет напоминать доктора.

– Но не может ли быть, что разница в темпах роста вызывает и различия во внешнем виде?

– Возможно. Но не исключено, что доктор Волеску лжет. Он очень тщеславный человек.

– Лжет во всем?

– Он способен солгать о чем угодно. И особенно в вопросе об отцовстве. И если он лжет в этом…

– Тогда, возможно, прогноз на будущее для Боба выглядит не так печально? Неужели вы думаете, что мы не провели консультаций с нашими генетиками? Волеску не солгал. «Ключ Антона» работает именно так, как он говорил.

– Прошу вас, сделайте анализ и сообщите мне результаты.

– А это не потому, что вам не хочется, чтобы Боб был сыном Волеску?

– Я не хочу, чтобы он оказался двойником Волеску. И вы, я уверена, тоже.

– Точно подмечено. Хотя, должен вам заметить, гипертрофированное тщеславие у парнишки имеет место.

– Если вы одарены так же, как Боб, то любая ваша точная самооценка будет в глазах других людей выглядеть как тщеславие.

– Ага, но ведь вряд ли нужно постоянно колоть этим глаза?

– Хм… Видно, чье-то самолюбие серьезно пострадало?

– Не мое. Пока. А вот один из его учителей время от времени ходит взъерошенный.

– Я заметила, что ваши инсинуации по поводу подделанных мною тестов прекратились.

– Да, сестра Карлотта, вы были правы с самого начала. Он имеет полное основание находиться здесь. Так же, как… Ладно, скажем так: после долгих лет исканий вы сорвали банк.

– Банк сорвало человечество…

– Я сказал, что он заслужил свое право стать курсантом, но не говорил, что именно он одержит победу в сражении. Пока колесо рулетки еще вращается. И я поставил денежки на другой номер.

Взбегать по трапам, держа в руках боевые костюмы, – занятие не слишком результативное. Поэтому Виггин приказал одетым солдатам бегать взад и вперед по коридору, пока они хорошенько не разогреются, тогда как Боб и другие голые и полуголые натянут в это время свои комбинезоны. Николай помог Бобу разобраться с застежками. Боб чувствовал себя униженным тем, что ему потребовалась помощь, но было бы еще хуже, если бы он и сейчас оказался последним – неуклюжий малыш-недоносок, который всех задерживает. Но с помощью Николая он не был последним.