– Я ведь только сказал "здравствуйте"...

– Вот в этом-то и дело!
– возмутился Небритый.
– Кто-то здесь здравствует, а?

– Что до меня, то я - нет, - отмахнулся Веснушчатый.

– Так что же ты на нас навлекаешь?

– С чего вы взяли?!
– изумился Семен Степанович.

– Мы ничего не берем. А вот дать можем. По носу, например, - высказался Веснушчатый, - садись, а? Сыграем в дурака "на носики"?

– Садись, садись!
– пригласил и Небритый.

Бабышев молча отклонил предложение.

– Ну, была бы честь...
– сказал, отвернувшись. Веснушчатый.

Игра продолжалась в полном молчании. Через несколько ходов Небритый вдруг швырнул карты на сукно и ткнул пальцем в Бабышева:

– А ведь честь - это только часть, и сколько ее не чисть...
– говорил он, перемешивая свои карты с отбоем.

– Игра слов, - пояснил Веснушчатый.

– Игра ослов!
– не сдержался Бабышев, увидав уловку Небритого.

– Острослов!
– похвалил Веснушчатый, ухватил партнера за уши и отсчитал шесть ударов колодой по носу.

– Моя луза полна!
– заявил как ни в чем не бывало Небритый. Передвигаемся!

И они передвинулись вместе со стульями. Только теперь Бабышев заметил, что три бильярдные лузы доверху полны окурков.

– А когда все лузы переполнятся, куда вы будете двигаться?

– А кто ты такой, чтобы трогать наше будущее? Оракул? Авгур?

– Или юродивый?

– Я новый директор завода, - скромно объяснил Бабышев.

На него посмотрели с интересом.

– Вот и славненько!
– обрадовался Небритый.
– Тем более садись с нами!

– Нет уж, я лучше пойду.

– Секундочку!
– вскричал Веснушчатый, подбежал к директору и выбил из рук "атташе-кейс".

– Извините!
– сказал он жалобно.

Бабышев нахмурился и наклонился, чтобы поднять "кейс". Тогда Веснушчатый с воплем: "Секундочку!!" прыгнул на "кейс" двумя ногами и продавил его.

– Вы что?!
– разъярился Бабышев.

– Извините его, - зашептал подбежавший партнер, - он недавно пережил печальную историю и переживает до сих пор. Но переживет, поверьте!

Веснушчатый стоял в стороне, потупя взор и грызя рубашку.

– Но, может быть, вы останетесь? У нас есть еще три лузы, а карт хватит на всех, - говорил Небритый, угодливо подавая директору продавленный "кейс".

– Нет, я пойду.

– Но если что - мы тут!

– Надеюсь, мы больше не встретимся.

– А я убежден, что увидимся, и очень скоро!

Бабышев пинком распахнул дверь и остановился на пороге.

– Вы не скажете...

– По коридору - направо, вверх по лестнице, третья дверь налево с надписью "Входа нет!"

– Вы уверены?

– Уверены!
– обнявшись, крикнули картежники.

Пройдя по гулкому полутемному коридору, директор и впрямь оказался у двери с красной молнией и надписью "ВХОДА НЕТ!" Отворив дверь, Бабышев обнаружил на обратной стороне ее аналогичную молнию, снабженную грозным "НЕТ ВЫХОДА!" Семен Степанович решительно переступил порог и очутился в цехе.

Здесь стояли три гигантских станка, каждый в размер небольшой дизельной субмарины; над ними курсировали мостовые краны, сновал меж станками пестрый, как попугай, паровозишко.

Станки, краны и густо чадящий паровозик создавали неимоверный шум; то была чудовищная полифония немузыкальных звуков - грохота, стука, звона, скрежета, воя, шелеста, тиканья, шмяканья, свиста и боя, а также более сложных какофонических нюансов.

У входа, на возвышении, торчала будочка, где за двойным стеклом находились телефон, мужчина в лиловой спецовке и полуметровый рубильник. Подойдя к будке, директор позвал человека в спецовке и не услышал собственного голоса. Тогда он постучал в стекло кулаком. Обитатель будки критически оглядел директора, обратив особое внимание на продавленный "кейс", и после секундного колебания дернул рубильник вниз. В цехе тотчас стало темно и тихо, зато в стеклянной будке засиял фотографическим светом дежурный фонарь.

– Добрый день!
– сказал Бабышев, встряхнув головой.

– Все?

– В общем... пока да, - растерялся директор.

Человек в спецовке рванул рубильник вверх - цех ожил, и Бабышев поспешно зажал уши. Простояв так некоторое время, директор вновь постучался в стекло. Вновь в цехе воцарились тишина и мрак.

– Я - директор завода, - поспешил представиться Бабышев.

– Новый, что ли?

– Да, можно сказать, совсем свежий.

– А я - начальник участка, работаю двадцать лет.