Шрифт:
Вопрос о "Четьях-Минеях", заданный царем, был чрезвычайно приятен митрополиту. Морщинистое лицо Макария с седым клинышком бороды как-то помолодело, впалые глаза оживились. Он заговорил с воодушевлением:
– С божьей помощью приведено к концу собирание двенадцати великих книг. Сколько затрачено трудов! Двенадцать лет переписывали писцы, и не щадил я серебра... А сколько подвига, государь, потрачено для исправления иноземных и древних речений, чтобы перевести оные на русскую речь! Сколько я мог, столько и исправил. Что не доделал, пускай иные доканчивают и исправляют...
Царь от души поздравил митрополита:
– Радуюсь твоей радостью, пресвятый владыко! Великое свершил дело для просвещения Руси. Теперь только побольше бы списывали от твоих "Миней". Ох, списывание, списывание! Мыслю я, владыко, печатню завести...
– Книги печатать? Доброе зачинание, благословляю...
– Дьякон Никольской церкви Иван Федоров да Петр Мстиславец приходили ко мне - повелел им быть печатниками...
– Начинает Русь выходить из тьмы невежества!
– О построении храма не устану думать...
– Думай, государь!
– Снова и снова будем о нем беседовать...
Глава V
ВАЖНОЕ РЕШЕНИЕ
Царь и митрополит сходились чуть не каждый день потолковать о великом замысле - построить храм на удивление Руси и другим странам.
Иногда при разговорах присутствовал Иван Тимофеевич Клобуков. Рыжебородый, низенький дьяк знал латинский и немецкий языки и служил царю толмачом при тайных встречах с иностранцами, устраиваемых помимо Посольского приказа.
Клобукову, человеку большого ума и образованности, замысел пришелся по душе.
– Храм таковой, без сомнения, воздвигнуть можем, - говорил дьяк. Только не растянуть бы дело на десятки, а то и на сотни лет, как в иных странах водится. Слыхал я, в Паризии184 собор богоматери три века поднимали...
– Быстро будем строить, - отвечал Иван Васильевич.
Сойдясь, разговаривали о замечательных стройках прошлого.
Макарию в юности пришлось встречаться с зодчим великого князя Ивана III - Ермолиным.
– В нашем кремлевском Вознесенском монастыре церковь полуобваленная стояла, - рассказывал митрополит.
– Димитрия Ивановича Донского супруга Овдотья строила - не достроила. Сына его Василия Димитриевича супруга Софья Витовтовна строила - не достроила. Зодчие не могли свод вывести... Прабабка твоя, великая княгиня Марья Ярославна, порешила докончить дело. А уж церковь вовсе обветшала, обгорела даже пожарами многими. И взялся за восстановление Ермолин. Думали, разломает все и сызнова примется ставить. А он, великий искусник, что сотворил? Он ветхое обновил, как живой водой спрыснул, камнем да кирпичом обложил, своды довел - и таковое из праха поднял пречудесное строение, что люди дивились... Вот какие живали в старину зодчие!
– Найдутся и теперь такие!
– уверял Клобуков.
Рассказывал митрополит и о перестройке кремлевских стен, затеянной дедом царя, тоже Иваном Васильевичем. Макарий был тогда юношей и хорошо помнил эту грандиозную стройку.
– В старину Кремль являл собою прехитрый лавиринфус185 тупиков, улиц, улочек и переулочков. Ни пройти, ни проехать... Создался сей лавиринфус без намерения людского, делом случая: кто где хотел, там и строился... Тот же Ермолин взялся за перестройку. Ломка была!.. Зодчему твой дед дал полную волю распоряжаться. По Кремлю только щепки полетели! Строители не щадили ни бояр, ни гостей, ни попов-дьяконов. Епископы и те возроптали. Ермолин церквушки сносил! Но ни мольбы, ни челобитные великому князю не помогали. "Ермолин приказал? Пусть вершится по его велению!" Тогда и воздвиглись благолепные каменные стены и хоромы, что ныне зрим...
– Перескажу я, государь, слова иноземных рыцарей, - заговорил Клобуков.
– "Ваш аркос186 Кремлин - это они его так зовут - столь сильная крепость, каковых и в Европии мало. Знаем, - говорят, - только Медиолан187 да Метц, что могут с вашим Кремлином равняться. Да и то крепости сии слабее..."
– Великое, великое дело совершил твой дед, государь!
– молвил митрополит.
После каждой встречи с Макарием в царе все сильнее зрело желание помериться славой с предками.
Смущал Ивана Васильевича вопрос, кому поручить строительство.
– Может, из чужой страны мастеров добудем?
– заикнулся он раз.
– Ни боже мой!
– вставил Клобуков.
– Своих найдем, русских. Русской славы памятник воздвигаем, чуждый дух нельзя вносить! Да и то скажу: в воинском деле превзошли мы иноземцев - надо и в строительстве показать свое самобытное. Великое это дело - явить миру, на что русский народ способен!
Макарий согласно кивнул головой.
Царь поднялся:
– Воля твоя мне закон, владыко святый!
Наконец царь приказал Клобукову:
– Довольно слов, Тимофеевич! Работу пора зачинать. Ищи умелых строителей.
* * *
Для Клобукова наступило хлопотливое время. Много на Руси хороших строителей, но надо выбрать самых лучших, надо найти таких, которые сумели бы понять величие царского замысла и этот замысел осуществить.
Иван Тимофеевич встречался с бывалыми людьми, расспрашивал о знаменитых зодчих и о строениях, ими возведенных. Многие называли Клобукову имя славного строителя Бармы.
Но, как часто случается, говоря о Барме и о его громкой известности, люди не могли припомнить, что он построил. А добросовестный Клобуков не хотел указывать царю и митрополиту зодчего, образец искусства которого нельзя посмотреть.