Загребельный Павел Архипович
Шрифт:
Он отошел от окна и принялся ждать, пока Петро Беззаботный взберется на второй этаж. Вот он пришел, остановился в двери, сонно взглянул на нового председателя, на стол и стулья, на монументальный сейф в углу, на снопы пшеницы, кукурузы, камыша и разных культурных злаков и дикорастущих растений, которые можно использовать в народном хозяйстве - наследство от старого председателя, вздохнул и уже хотел повернуться и потихоньку выйти, но Гриша его задержал.
– У вас какое-нибудь дело ко мне?
– Да оно, считай, и никакое, если бы не сапоги и не хомут, - сказал Петро.
Гриша проводил его к столу, усадил на стул, сам сел напротив, подбодрил взглядом.
– Я бы и к Зиньке Федоровне мог, так она за Днепром, а колхоз ее на этой стороне, она туда, считай, не достает, а у тебя власть, а власть, считай, достанет всюду.
– Так что же там за Днепром?
– уже и сам заинтересовался Гриша.
– Позаносило туда все, - сонно зевнул Петро.
– Я, считай, в степи был, за зеленой массой поехал. Набрал, еду обратно и, считай, вздремнул малость, а тут вдруг - вихрь. Ноги мои воткнулись в этот вихрь, так он, считай, сорвал мои сапоги и попер! Вскочил я, смотрю: летят мои сапоги сначала, считай, вверх, а потом прямо через Днепр, на ту сторону. А сам думаю: либо я, считай, сплю, либо сапоги мои сдурели. Когда смотрю, за сапогами - хомут. Конь подручный, считай, как раз голову воткнул в этот вихрь - оно и сорвало хомут.
– Хомут же надо перевернуть, - заметил Гриша.
– А вихрь, считай, такой, что и черта вверх тормашками перевернет, не то что хомут! Так вот я, считай, и хотел...
– Хорошо, дядько Петро, - успокоил его Гриша, - мы займемся вашим делом. Идите работайте...
Посмотреть, как встретит Беззаботного коварная оппозиция, Гриша не смог, потому что в кабинет вошла... Дашунька.
– Ты?
– удивился Гриша.
– Я. А что, нельзя?
– Да почему же? Только я думал, ты на фермах...
– А я на пастбище еду, по дороге и забежала. Посмотреть, как ты тут... Ты что - курил? Полно дыма.
– Закуришь тут...
– А это что в пепельнице? Пепел? Что-то сжег?
– Доведут так, что и сам сгоришь.
– Вишь, как я вовремя! Не следовало соглашаться! А уж если избрали, то используй хотя бы свободное время...
– Какое время, где ты тут его нашла?
– Найдешь! Сумеешь найти. Это же не комбайн, который должен косить днем и ночью. Вот пока имеешь время, поступай на заочный, заканчивай институт и беги отсюда, пока цел! Слышишь? Ну, я побежала, меня машина ждет! Да открой окна - дышать нечем!
Дашуньку сменил директор школы, тот самый, который на похоронах старого Щуся выскреб из каких-то давних историй сообщение о том, что у казаков когда-то был полковник по фамилии Самусь. С тех пор веселоярцы смотрят на директора как на человека неуместного, а сегодняшнее его посещение было и вовсе ни к чему. Он не успел и поздороваться как следует с новым председателем сельсовета и сразу же бросился в наступление:
– Товарищ Левенец, кого вы мне привезли?
– А кого я вам привез?
– Ну, этого Пшоня. Где вы его взяли?
– Разве я его где-нибудь брал? Он сам взялся.
– На мою голову! Это ведь не человек, а какое-то стихийное бедствие!
– Может, не только на вашу, но и на мою голову? А откуда взялся - это дело райнаробраза. Он подбирает кадры.
– Кадры!
– застонал директор.
– Пшонь целое утро мучает меня какой-то справкой на свинью! Ну, скажите мне: какое отношение может иметь директор школы к чьей-нибудь там свинье?
– А я, по-вашему, должен иметь?
– У вас объединяющая власть.
– Что касается власти, тут еще надо разобраться, - спокойно заметил Гриша.
– У меня как-то не было времени, чтобы заметить, имею я какую-нибудь власть или нет. Надо мной - да. Надо мной власть имеют все, и безграничную, а я... Что касается Пшоня, то разберемся. Кто-то же его сюда прислал? Не упал же он с неба?
– Если бы в самом деле упал с неба, им бы хоть наука заинтересовалась, - горько улыбнулся директор.
– А так - что?
– А так - придется нам, - успокоил его Гриша, может, впервые за этот день почувствовав ответственность своего положения.
Так успокоив директора и проводив его к лестнице, Гриша заглянул в комнату, отведенную для Вновьизбрать, и увидел там своего уважаемого предшественника, который стоял у окна, о чем-то жестами переговариваясь то ли с Обелиском, который стоял здесь же, то ли с оппозицией между клумбами. Про оппозицию Грише стрельнуло в голову, когда заметил босые ноги посыльного. До сих пор он как-то не обращал на это внимание, а теперь вот невольно обратил. Все же должностное лицо, в государственном учреждении, а такая, можно сказать, несолидность. А может, это он в знак солидарности с босой оппозицией?