Анненков Юлий Лазаревич
Шрифт:
Теоретически Сомин знал устройство орудия хорошо, но на занятиях матчастью произошел досадный конфуз.
– Вот это затвор, - объяснил Сомин.
– Запомните: скользящий, вертикально падающий. Вставляется он так... Видите? Теперь вставляем мотыль...
Мотыль не вставлялся. То ли затвор был вставлен неправильно, то ли не совпадали шлицы. Руки в неуклюжих рукавицах не слушались. Упрямые стальные детали никак не лезли в люк люльки. Сзади раздался осторожный смешок Куркина:
– Не лезет!
– А вы молотком!
– посоветовал второй подносчик Лавриненко.
Этот Лавриненко был антипатичен Сомину с первого дня. Одевался он неряшливо, то и дело вступал в пререкания и без конца рассказывал дурацкие истории из своей практики железнодорожного проводника. Его желтые зубы вечно что-то жевали.
– Молотком стукните разок, товарищ сержант, оно и влезет.
Сомин только что поранил себе руку. Издевательский совет Лавриненко вывел его из себя. У Сомина вырвалось грубое ругательство, где, помимо бога, упоминалась даже его мамаша.
– Причем бог, когда сам дурак?
– резонно отпарировал Лавриненко. Все расхохотались.
– Преподобный Лавриненко! Не любит, когда бога ругают!
– смеялись артиллеристы.
Сомин, бледный от ярости, продолжал биться над сборкой стреляющего механизма. Конечно, Лавриненко надо было отчитать как полагается за его реплику, но ведь он сам показал пример, нецензурно выругавшись, а главное - раньше всего нужно было собрать механизм.
Старшина батареи Горлопаев уже объявил перерыв. Бойцы соседнего расчета, натянув на орудие брезент, отправлялись на обед. Из-за угла показался командир части. Сомин подал команду "Смирно!" и бегом бросился доложить.
– Товарищ гвардии капитан-лейтенант, расчет первого орудия зенитно-противотанковой батареи занимается изучением матчасти.
В левой руке Сомин держал злосчастный мотыль. Правая, поднятая к головному убору, была измазана кровью.
Командир части смотрел на сержанта с нескрываемым презрением.
– Почему задержались? Через две минуты задраить орудие!
– Он отогнул рукав с золотыми нашивками и взглянул на хронометр.
Сомин бросился к орудию. Прицельный Белкин выхватил у него из рук мотыль и сразу вставил его на место. Бойцы уже опускали ствол орудия, подымали борта машины. Громоздкий задубевший на морозе чехол не слушался. Кое-как его, наконец, натянули. Сомин сам завязал кожаные тесемки у основания ствола и спрыгнул с машины.
– Плохо!
– отрубил капитан-лейтенант.
– Четыре минуты с половиной. Нужно научить, а потом командовать, а не хвататься самому. Иначе вас уничтожат в первом же бою. Делаю вам замечание.
После этого случая Сомин решил поделиться своими тревогами с комиссаром. Это было нелегко. Он собирался дня два и, наконец, в свободное время пошел в штаб. Там его встретил майор Будаков:
– Ну, как дела, сержант?
– Начальник штаба расправил привычным жестом пушистые усы.
– Садись, сержант. На, кури!
– Он протянул коробку "Казбека". Сомин уже давно не видал папирос. От махры во рту стояла горечь. "Словно куры ночевали" - как образно выражался Валерка Косотруб. Этот ладный, острый на словцо морячок все больше нравился Сомину. Он даже вытравил в соленой воде свой синий воротник, чтобы сделать его бледно-голубым, как у Косотруба. (Признак настоящего, бывалого моряка).
Сомину очень хотелось взять папиросу, но что-то внутри подсказывало: не надо.
– Благодарю, товарищ майор. Только что курил.
– Ну, как хочешь, - начальник штаба пустил в потолок тоненькую струйку дыма.
– Ты мне нравишься, Сомин. Парень культурный ты, выдержанный. Заберу я тебя, кажется, в штаб.
– "Ну, нет!
– сказал про себя Сомин.
– Хоть и неважный я командир, а все-таки артиллерист, а не писарь". Он ответил сухо, вытянувшись, как положено по форме, хотя начальник штаба определенно старался завести неофициальный разговор:
– Где прикажут, товарищ майор, там буду служить. Разрешите пройти к комиссару части.
Комиссар слушал, не перебивая, взволнованную речь сержанта и думал о том, что этому пареньку не так легко стать настоящим командиром, но все-таки он станет им. А капитан-лейтенанту нужно будет мягко посоветовать не делать замечаний младшему комсоставу при рядовых.
– Вот так получается, товарищ комиссар, - закончил Сомин.
– Пока что не оправдываю вашего доверия.
– Значит, вы просите освободить вас от должности командира орудия. Так я вас понял?
– Нет, товарищ комиссар. Я справлюсь обязательно. Я не прошу освободить. Просто я хотел, чтобы вы знали, где в дивизионе слабое место, пока...
Комиссар улыбнулся:
– Правильно сделали, что пришли. Я знал, что вам будет нелегко, но командиров зенитных орудий у нас нет. Значит, хочешь - не хочешь, а придется вам стать настоящим командиром-зенитчиком. Завтра прибудет из госпиталя ваш командир батареи. Поговорите с ним начистоту. И вот еще что: я хочу, чтоб вы провели беседу о защитниках Ленинграда. Материал получите в комсомольском бюро.