Шрифт:
– Нет, я москвич, - ответил он и усмехнулся.
– А что, так непохож?
– Да нет, отчего же...
– Вид у меня, конечно...
– сказал он.
– Прямо скажем, не Онасис.
– Кто?
– переспросив я из вежливости.
– Онасис, - сказал он и тихо рассмеялся.
– Да вы не знаете. И, что самое интересное, никогда не узнаете. Он, наверно, еще и не родился.
– И опять тихо засмеялся.
Я посмотрел на него с жалостью. Видимо, невзгоды повлияли на его психику и он заговаривался.
Но чиновник Василий Лукич почему-то страшно осерчал. Он повернул к незнакомцу лицо, одарил его презрительным взглядом и надменно выговорил толстыми губами:
– Потрудитесь замолчать, милостивый государь! Потрудитесь не встревать в игру-с!
– Потом он оборотился ко мне.
– Извините, господин студент, но продолжать сегодня у меня нету желания-с. До следующего, более удачливого раза!
– Он неуклюже поднялся, отвесил мне неуклюжий поклон и удалился.
Молодой человек скривил губы в усмешке.
– Надутый дурак, - молвил он небрежно.
– Господи, сколько же на свете было дураков. А мне всегда казалось, что раньше их было меньше.
– Он перемешал на доске фигуры.
– Давайте сыграем... господин студент?
Он выиграл у меня партию моментально, с блеском. Я крайне удивился и ошарашенно посмотрел на моего партнера.
– Вы... шахматист?
– спросил я глуповато.
– Нет, - покривился он.
– Даже не любитель. Наивысшее достижение второе место на первенстве школы...
– Он пристально посмотрел на меня. Послушайте, как, вас зовут?
– Анатолий Иванович...
– Меня зовут Павел Петрович... Просто Павел. Сколько вам лет?
– Двадцать пять, - ответил я, начиная удивляться этому допросу.
– Мне тоже двадцать пять, - сказал он.
– Вы - студент?..
– Бывший студент, - печально поправил я.
– Ну хорошо, пусть бывший, - он заговорил горячо и страстно.
– Вы молодой, образованный человек, не косный, не глупый, способны ли вы поверить в очень странную, необъяснимую историю?..
– глаза его горели странным огнем.
– Способны?
– Не знаю, - сдержанно пожал я плечами.
Уж столько раз я сталкивался во время моих хождений по улицам и бедным трактирам, во время житья в нищих комнатах с подобными любителями рассказывать небывалые истории. Доведенные нуждой до отчаяния, люди пытались хоть этими историями как-то оправдать или же выставить себя в интересном, выгодном плане. Но чувствуя себя литератором, писателем, обязанным прислушиваться к боли человеческого сердца, я слушал эти небылицы и, видимо, доставлял большое облегчение рассказчикам, жаждавшим выговориться. Почему бы мне не выслушать и этого одинокого и жалкого человека?
– Ну что же, - вновь пожал я плечами.
– Расскажите...
– Кто вы по профессии?
– спросил быстро мой новый знакомый. Гуманитарий или техник?
– Я учился на юридическом, - начал я.
– Родители мои, обедневшие дворяне, продали имение и переехали в Москву, но здесь батюшка умер, почти ничего нам не оставив. Вскоре умерла и моя бедная мать, и я вынужден был прервать занятия.
– Я невесело усмехнулся.
– Что ж, у меня нету средств, увы. Но я пишу, я много пишу, занимаюсь поэзией, прозой, также переводами. Пока, правда, я еще не нашел издателя, но со временем...
– Феноменально!
– воскликнул Павел и улыбка появилась на его бледном лице.
– Это же гениально, что вы литератор! Тогда давайте так, врубите все свое воображение и постарайтесь воспринимать все, что я скажу, как реальность...
– Он нервно облизнул губы.
– Слушайте. Представьте, что молодой человек, допустим я, живет в Москве, но только через восемьдесят лет. Не в Москве 1902 года, как вы, а в Москве конца двадцатого века. И этот человек... он тоже молодой литератор... этот человек выходит из своей квартиры, спускается в лифте вниз, выходит из подъезда...
– Павел сделал паузу и страшно округлил глаза.
– И выходит на восемьдесят лет раньше, в 1902 году!..
Я было поначалу подумал, что вот и еще один доведен жизнью до безумия, но потом посмотрел на него, заглянул в его глаза, и холодок прошел у меня вдоль позвоночника. Все-таки я литератор, человек чувствующий довольно тонко, и вот я всем своим существом почувствовал, что этот человек не врет. Он не безумен и он не врет! И, как ни похоже то, что он сейчас сказал, на бред умалишенного, но все это чистейшая правда. И надо мне решить, относиться с иронией к его рассказу или же поверить всерьез...