К этому времени я перевез в Дятловку мать, трех братьев и двух сестер. Теперь прибавилась дочь.

Странно, но я сразу почувствовал себя отцом. Удивительно, но это так. И слава богу.

Болезни не иссякали - как сама жизнь...

Однажды ночью, уставший больше обычного, я возвращался на своей телеге домой. Кругом не было ни души, ни звука. Я подумал:

"Как все обманчиво... Каждую секунду в природе кто-то умирает или заболевает, а мы этого не чувствуем... Ведь постоянно идет война! Людей все время бомбардирует смерть. Против нее не протестуют в газетах, на митингах, по радио, а между тем, самые кровавые бойни крестоносцев, инквизиция и даже Гитлер - ничто по сравнению с будничной войной смерти, которая не прекращается на протяжении тысячелетий. Как с этим справиться?.. Видимо, никак... Тогда зачем я?.. Чтобы, как Сизиф, бессмысленно вкатывать камень в гору?.."

Рано утром я отправился по очередному вызову. Только-только из-за края земли поднялось наше светило. Задул теплый свежий ветер, вовсю засвиристели птицы. Я ехал к мальчику, у которого начался острый понос...

И вдруг я обрадовался... Себе... Что есть я! Что, как я, существуют еще тысячи людей, которые сейчас тоже к кому-то едут. На помощь...

БУСЛАЕВ

Стоял сентябрь. Непривычно солнечный, яркий, итальянский. Странно - одно сознание, что я в Италии, придавало всему окружающему совсем иную окраску: воздух казался неестественно прозрачным, облака изящнее, море голубее. Это было какое-то ощущение чуда.

Еще в самолете переводчик нашей команды зачитал выдержки из итальянских газет, касающиеся Олимпиады, в частности, несколько прогнозов, связанных с предстоящими состязаниями по прыжкам в высоту. Всюду пестрели фотографии Ника Джемса. Журналисты писали: "Русским понадобится еще много лет, чтобы отобрать у американцев пальму первенства в этом виде". Сам Ник Джемс высказывался еще хлеще: "В Рим я прилетел для того, чтобы получить давно причитавшуюся мне золотую медаль олимпийского чемпиона".

Скачков поинтересовался:

– Что ты об этом думаешь?

– Ничего, - ответил я.
– Посмотрим.

В Риме мне все нравилось. Дома, люди, улицы, легковые машины, даже крошечный магазинчик, который привлекал к себе внимание тем, что беспрерывно выпускал из окна наружу цветные мыльные кудри. Но более всего меня возбуждала мысль, что я смогу разговаривать с самими итальянцами. И не только с ними: я знал, что в Риме будет полно иностранцев, и прихватил с собой три разговорника - английский, французский, итальянский. Как только нас разместили в одном из коттеджей олимпийской деревни, я, наскоро умывшись, сразу направился в город.

– Куда?
– остановил меня Скачков.

– В Рим!

– Еще успеешь, - сказал он.
– Завтра будет экскурсия, осмотришь вместе со всеми.

– Нет, - не согласился я, - до завтра я не вытерплю. А потом, я вообще не люблю с толпой ходить!

Скачков заключил:

– Если так не терпится - езжай. Только через четыре часа должен быть на месте. Состоится общее собрание команды.

В Рим я прикатил на автобусе.

Оказалось, что без подготовки общаться по разговорнику невозможно. Люди куда-то торопятся, а тебе подолгу надо отыскивать то или иное слово. Все мои попытки заговорить или что-либо узнать заканчивались тем, что итальянцы вежливо улыбались мне, с сожалением разводили руками и шли дальше.

– Колизей?
– спрашивал я.
– Где у вас тут Колизей?

Мне куда-то показывали и что-то говорили.

– Автобус? Какой автобус? Цифра!
– я протягивал блокнот.
– Напишите номер!

После долгих колебаний я решился сесть в такси. Решился, потому что не представлял, сколько надо заплатить, чтобы доехать до Колизея. У меня была всего тысяча лир. Эти деньги нам выдали сразу же по приезде в Италию на мелкие расходы.

Очутившись в машине, я произнес единственную итальянскую фразу, которую знал без разговорника:

– Грацио, синьор, Колизей!
– И представился: - Рус! СССР.

Таксист широко улыбнулся и кивнул. Затем спросил:

– Рус - коммунист?

– Нон, - ответил я.
– Пока нон!

Некоторое время проехав молча, шофер сказал:

– Рус - карашо!

Он рассмеялся.

Я вдруг почувствовал, что способен объясниться даже с китайцем - столько во мне было желания разговаривать.

– Спорт!
– принялся я выкладывать шоферу.
– Я - Олимпийские игры. Спорт. Компрене?

Он закивал.

– Прыг, прыг! Нет, это вам не понять... Бег!
– Я изобразил его, сидя на месте.
– Потом - пум!
– и показал на пальцах, как перелетаю через планку. Ясно?

– Си, си!
– обрадованно понял водитель. И произнес: - Ник Джемс!

– Точно!
– воскликнул я.
– А я Буслаев!
– И вдруг похвастался: - Ника Джемса я пиф-паф!

– О-о!
– почтительно протянул таксист. Затем переспросил: - Буслай?

– Буслаев!
– И по слогам повторил: - Бу-сла-ев!