Лапшин Александр Алексеевич
Шрифт:
Я положил ее на стол, загородил спиной от публики и, достав из кармана два яйца, под всеобщий хохот разбил яйца прямо в шляпу. Владелец ее мигом вскочил - он был единственным в зале, кто не смеялся.
Под хохот зрителей я предложил ему надеть свой головной убор. Мужчина попятился. После того как мне удалось отвлечь его внимание, я ловко нахлобучил ему шляпу до самых ушей. Он инстинктивно сжался и вдруг с удивлением обнаружил, что она суха. Сняв ее, мужчина показал публике - там ничего не было.
Мне зааплодировали, потом закричали:
– А яйца? Где яйца?
По моему магическому жесту один из зрителей - это был сторож дома отдыха открыл рот и медленно выдул одно яйцо. Второе, опять же к изумлению публики, обнаружилось в кармане у массовика-затейника.
Начались танцы, Варя пригласила меня на вальс-бостон и не отпускала от себя весь вечер. Я очень намучился - с танцами у меня были нелады. Варю это ничуть не смущало - она оказалась бойкой, веселой хохотушкой.
Женщин я всегда стеснялся, а с ней вдруг почувствовал себя хорошо и просто. Я с удовольствием выложил ей секрет своего фокуса. Варя немного разочаровалась и сказала, что теперь никогда не станет добиваться отгадок, потому что чем все загадочнее, тем интересней...
Оставшиеся полторы недели мы ежедневно встречались. Потом она сказала:
– А ты, оказывается, неплохой мужик. Я даже согласна выйти за тебя замуж.
И мы расписались.
Первым делом она переоборудовала мою келью на свой лад: все книги вынесла в коридор и сложила возле стены. Лопаты и хлам для аппаратов она затолкала в сарай, сказала:
– Здесь будет твой уголок. В комнате чтоб ничего не разбрасывал!
Затем Варя выскоблила пол, вымыла окно и повесила занавески. Я смотрел на свою супругу, молодую, ловкую, хозяйственную, и ни в чем не смел ей возразить.
Постепенно мне пришлось перенести в сарай и книги. Я провел туда на шнуре лампочку, затем радиоточку (ежедневно я слушал сообщения о начавшейся войне в Корее), соорудил верстак и вполне сносно мог там работать. Аппаратом мне удавалось заниматься после работы, до двух, до трех часов ночи. Неуютно было лишь зимой - во все щели сарая дул холод.
А в общем я считал себя счастливчиком: любимая работа, любимая жена, любимая дочь, которую я с согласия Вари перевез в город из Дятловки. Что еще человеку надо?
Через десять месяцев Варя родила девочку. Назвали мы ее Надеждой.
А спустя еще год Варя начала мрачнеть. Все чаще она повторяла, что, кроме своих больных и железок, я ничем не интересуюсь, что она устала от маленьких детей и постоянной нехватки денег (большую часть зарплаты я тратил на изготовление аппарата), что домой я являюсь черт-те когда, да и то не в комнату, а в свой сарай, что мои книжки она когда-нибудь сожжет, что в мое изобретение она не верит - надо мной уже смеются люди, обзывают не врачом, а слесарем...
С каждым днем ссоры стали все непримиримее. Я пытался сдерживаться, отмалчиваться, а однажды, не стерпев, сказал:
– Уходи! Не можешь - уходи!
И она вдруг ушла: в тот же день собрала свои пожитки и переселилась к подругам по общежитию. На руках у меня остались двое детей.
Девочек я снова отвез в Дятловку к матери. Если бы не она, я не знаю, что бы делал...
Перед XIX съездом партии меня приняли в члены ВКП(б), переименованной теперь, в КПСС. В связи с этим, помимо постоянной работы в больнице, меня назначили еще и дежурным хирургом по области.
По территории наша область превосходила две Италии. В мое распоряжение предоставили двухместный допотопный самолет, похожий на таратайку. Передвигался он так же тряско, как и моя прежняя телега. Вылетал я по самым срочным и тяжелым вызовам. Особенно прибавлялось хлопот зимой. Кабина у самолета была открытая, летал он низко - пурга, ледяной ветер, Почти никакой видимости. В такие моменты я с головой запахивался в тулуп и думал о своем аппарате. Под стрекот мотора мысли текли глубоко и спокойно.
Как-то, вернувшись из очередного рейса, я сразу же лег спать я увидел такой сон.
Сначала сплошной мрак... Затем с какой-то верхней точки сквозь него проступили очертания земли. Пустой, голой, как каменная твердь... На ней стояла огромная толпа людей. Все они молчали и время от времени беспокойно поглядывали на небо. И вдруг среди них я заметил себя... Я находился в самой гуще... Вокруг меня постепенно нарастал какой-то ропот... С каждой секундой он становился слышнее, взволнованней - я не мог понять его причины и тоже, как все, принялся озираться... Потом кто-то резко вскрикнул и указал вверх. Люди подняли лица и в ужасе замерли: небо неожиданно поплыло, из-за горизонта показалось неестественно яркое, необычное созвездие. За ним выплыло второе... третье... четвертое... Люди разом закричали и, сметая друг друга, помчались. Я упал, закрыл руками голову и не сдвинулся с места. Во мне сработал рефлекс, приобретенный в реальной жизни - не поддаваться панике... Затем все смолкло.