– Ну, садись, рассказывай, - бросил он коротко. Серебряков жирно откашлялся.

– Как я его высокоблагородием господином Максимовым из тюрьмы выпущен под его расписку...

– Да ты дело говори. Как ты думаешь помочь его высокопревосходительству, - прикрикнул Державин.

– ...То я и просил бы, чтоб он надзор за мной доверил ему же, господину Максимову, - спокойно докончил Серебряков.

Он вынул из кармана лист бумаги, сложенный вчетверо, и, развернув его, начал рассказывать.

План Серебрякова был серьезен, прост и примечателен. Не план, вернее даже, привез он Державину, а общие соображения насчет поимки Пугачева. Все основывалось на успешном действии правительственной армии, которая в последнее время стала теснить дерзкого самозванца.

– Несомненно, - говорил Серебряков, - разбитый самозванец подастся к раскольникам, ибо всему свету известно, что он и сам раскольник. И конечно, он придет к иргизским пустосвятам, тем воровским старцам, которые до сей поры его скрывали. И прежде всего на память ему придет - в дворцовое село Малыковку, где он уже раз был.
– Вот тут и начинаются соображения его, Серебрякова.

Надо прежде всего знать, что он, Серебряков, исконный житель Малыковки.

– Ну, и что ж из этого?
– спросил Державин.

– Хочу через сие предложить его высокопревосходительству, дабы он мои слабые силы для оного славного дела и использовал.

– Чепуха, - резонно сказал Державин.
– Что за чепуху ты говоришь? Больше ничего не скажешь?

И, помявшись, Серебряков стал рассказывать дальше.

– Дело в том, - сказал он, - что мне раз уже удалось поймать вора, самозванца и плута Емельку Пугачева.

Державин вскочил с места.

– Как поймать?
– спросил он.

Серебряков продолжал рассказывать.

В прошлом, 1772 году он, бывши в Малыковке, встретился с Иваном Фадеевым, ездившим на Иргиз в раскольничью Мечетную слободу для покупки рыбы. Сей Фадеев рассказал ему, что он был в доме у жителя той слободы Степана Косых и видел там некоего проезжего человека. Оный человек, собрав всех в горницу, а допрежь баб и ребят выслав вон, говорил о том, что хорошо бы предаться туркам, а военачальников перевешать. Говорил приезжий о том, что на Яике казаку оное дело уж накрепко решили и ждут только удобного момента. Яицкие-де казаки, говорил человек, согласились идти в турецкую область под его началом. Только-де, говорил приезжий, они допрежь всего военных людей всех перебьют. Он же, проезжий, много раз в той Туретчине был, все места там знает и уверить может, что турки их примут как своих родных братьев. Живи себе, как хочешь. Здесь же свои люди жить не дают. Говорят, что турки люты. А как они ни люты, свои военачальники еще их лютее. Из турков, говорил человек, кто вам что худого сделал, а военачальник каждого из вас утеснил да обидел.

Державин слушал неподвижно и молча.

– Посему, - сказал Серебряков, - услыша от Фадеева сии возмутительные речи и будучи сам болен, призвал я к себе надежного приятеля, дворцового крестьянина Герасимова, и просил его съездить в Мечетную слободу и от друзей разведать - от кого пронеслись такие возмутительные речи и кто сей человек, к бунту, неповиновению и смертоубийству призывающий.

– Ну и что ж?
– сказал Державин, внимательно слушавший рассказ Серебрякова.
– Узнал он что-нибудь?

Не торопясь и улыбаясь, Серебряков продолжал рассказывать.

– Да, разумеется. Герасимов ездил, как он есть первый друг мой, и по приязни к нему той же слободы житель Семен Филиппов сказал, что тот проезжий человек - вышедший с польской границы раскольник, и называется он Емельяном Ивановым Пугачевым. Сей человек, по разрешению дворцового управителя Позднякова, ездит и осматривает, есть ли для селитьбы место, а также он, Филиппов, подтвердил Герасимову вышепомянутые дурные разглашения.

– Ну и что же дальше?
– спросил Державин.
– Поймали Емельку?

Серебряков покачал головой.

– Нет, как в той Мечетной слободе его уже не было, а, по известиям, поехал он в село Малыковку, на базар, то Герасимов бросился туда и нашел его квартиру у экономического крестьянина Максима Васильева. И здесь велел за ним посмотреть. А сам подал через крестьянина Ивана Вавилова сына Расторгуева рапорт к властям. И вследствие оного Герасимов был доставлен в Симбирск, а оттуда в Казань для допросов и розыску.

– Так, - сказал Державин, прослушав Серебрякова до конца, и встал с места.
– Но все сие является делом давно прошедшим, о чем же можно говорить сейчас?

Если бы тогда удалось поймать вора Пугачева, то было бы хорошо. Но что же он, Серебряков, думает сейчас? Ведь ни в Малыковке, ни в Мечетной слободе, ни в каких других местах Пугачева давно нету.

Но Серебряков оказался совсем не так прост. У него, оказывается, были свои соображения. Не торопясь, он стал их выкладывать.

– Сейчас самое время действовать, - сказал он.
– Как наши верные войска ее императорского величества для истребления сего изверга пошли, то и должно надеяться, что вскорости злодейская толпа будет разбита наголову.