VI

Серебряков и Герасимов привели к Державину экономического крестьянина Дюпина.

Был он тяжел, немногословен и замкнут.

Державин смерил его с головы до ног быстрым пронизывающим взглядом. Ничего, не шелохнулся приведенный человек, не отвел глаз, не изменился в лице. Тогда Державин показал ему на стул, но сам не сел и Серебрякова с Герасимовым тоже не посадил. Быстрый, легкий, стройный, он ходил по комнате, и лицо его все время было скрыто от сидевшего неподвижно экономического крестьянина Дюпина.

– Ну что ж, - спросил он, подойдя к окну, - надумали чего-нибудь?

Серебряков показал глазами на сидевшего неподвижно Дюпина.

– Вот он вам, ваше благородие, скажет, что мы замыслили.

Державин рывком повернулся к Дюпину.

– Ну, говори, - сказал он.

Дюпин откашлялся.

– Мы, ваше благородие...

Но Державин прервал его:

– Ты подожди. Как звать-то тебя?

Человек на стуле сидел по-прежнему неподвижно.

– Василий Григорьев, - ответил он через минуту.

– Так, Василий Григорьевич, - весело сказал Державин.
– Ну, а как семья есть?

– Семья есть, - ответил Дюпин.

– И большая?
– как-то будто мимоходом поинтересовался Державин.

– Семья большая, - ответил Дюпин.

Державин подошел к Дюпину вплотную.

– За большое дело берешься, - сказал он строго.
– Убежишь - семья останется. Она уж никуда не уйдет.

– Это точно, - ответил Дюпин.

Державин взял его за виски и повернул лицом к себе.

– Ты думаешь, может, щадить будем? Ты своруешь, а мы с твоим семейством нянчиться будем? Не будем, всю твою семью до корня изведем.

– Это верно, изведете, - как будто чересчур уж равнодушно согласился Дюпин.

Державин отпустил его голову и обернулся к Серебрякову.

– Ты за него ручаешься?
– спросил он.

– Как за самого себя, - торопливо подхватил Серебряков.
– Как же возможно ему своровать, коли его семья вся здесь? Руку протянул и достал.

Державин подошел и сел в кресло.

– Ну, рассказывай, - сказал он.

Немногословно, с большими перерывами, вдумываясь в каждое слово, Дюпин стал рассказывать.

Его план был прост и правдоподобен.

В число участников заговора, кроме Державина, Серебрякова и Герасимова, включалось два новых лица: Дюпин и некий раскольничий старец Иов, человек острый и верный, как сказал Дюпин и как сейчас же подтвердил его слова Серебряков. С этим старцем, который Пугачева знает в лицо, направиться к пугачевской шайке, притворяясь Христа ради юродивыми, продавая образки и ладанки, и там разузнать все, что нужно.

– А что узнать нужно?
– спросил Державин строго и загнул один палец. Сколько человек в злодейской шайке есть - раз. Сколько провианту, артиллерии, пороху и прочих воинских снаряжений в наличии имеется и откуда оные идут - два.
– Державин загнул второй палец.

– Это узнать нетрудно, - сказал Серебряков.
– Только бы нам в стан проникнуть.

– Дальше: какое у него согласие с башкирцами, киргизами, калмыками и нет ли какой переписки с другим неприятелем, например, с турком, или поляком, или немцем.

Дюпин сидел молча.

– А самое главное, - Державин снизил голос до шепота, - нельзя ли злодея с малой толпой заманить в какое ни на есть место и там придушить.

Дюпин молчал.

Державин смотрел ему в глаза.

– Как, по-твоему, сие сделать можно?

Дюпин приподнял голову.

– Можно, отчего нельзя, - ответил он охотно.
– И заманить, и убить можно. Все сие не выше сил человеческих.

– А пойдешь ты на это?
– спросил Державин.

– Раз вызвался к вашему благородию явиться, значит - пойду.

Державин подошел к нему вплотную.

– Поезжай, - сказал он громко.
– Поезжай за старцем. Даю тебе три дня сроку. Там поговорим.

VII

В тот же день, воротившись домой, Дюпин стал собираться. Своей жене он сказал, что едет по особо важному и секретному делу, которое может его либо погубить, либо, если все пойдет ладно, по гроб жизни осчастливить. При этом он пожимал плечами, загадочно улыбался, а когда говорил об опасности, раз-два провел по шее:

– Ну, беда моя, - сказала жена, выслушав его хвастливый, хотя и немногословный рассказ.
– Опять придется тебя водой отливать.

Дюпин, упаковывавший в мешок какие-то сухари, вдруг остановился и даже побледнел.

Дело заключалось в том, что месяц тому назад его били в соседней станице, били как следует, не щадя ни головы, ни лица. Били так, что он полдня провалялся в крапиве и только к вечеру пришедшая на тревожные слухи жена отлила его водой и отвела в хату.

Били Дюпина за то, что он, поверив какому-то заезжему знахарю, взялся лечить по его рецепту соседскую корову.