и репликами незаметно направляет разговор в желаемое русло. Под конец делает обобщение. Оказывается, ребята и сами высказали кое-какие верные мысли и оценки, остается лишь уточнить.

– Но ведь все равно в Америке живут в сто раз богаче, чем у нас!
– ни с того ни с сего выпаливает Зумент. При этом он ехидно усмехается. Поглядим, мол, что на это скажет воспитатель.

– Смотря кто. И потом, с чего ты взял, что там такое богатство? невозмутимо спрашивает Киршкалн.

– А машины! Там у каждого сопляка есть свой автомобиль!

– И какие! Триста лошадей, восемь цилиндров.

Аппараты - будь здоров!
– тут же подхватывает коекто из ребят.
– На таком запросто можно выжать сотни две, а то и побольше.

Киршкалн делает неопределенную гримасу и вздыхает. Ох уж эти машины! Не впервой заходит о них разговор. Многие считают так: "Лучше буду ходить оборванцем и грызть сухую корку, но чтоб машина была, другого мне ничего не надо". Независимость, скорость и острые ощущения, которые сулит обладание этой жестяной коробкой на колесах, в глазах "надцатилетних", очевидно, стоят превыше всего.

– Да, - отвечает Киршкалн, - автомобилей у них.

действительно больше, чем у нас. Я вовсе не намерен это отрицать. Ты доволен?
– Он смотрит на Зумента, потом на остальных.
– Насчет сопляков ты, конечно, хватил через край. А если кто хочет поговорить на эту тему пообстоятельней - пусть зайдет потом в воспитательскую. Там поспорим. Я только хочу напомнить:

скоро и у пас машин будет вдоволь. Вспомните Тольятти, вспомните Ижевск.

– А ведь машина - неплохая штука? Вам не хотелось бы купить?
– с ехидцей спрашивает кто-то из ребят.

– Конечно, неплохая, я тоже не прочь бы ею обзавестись, - смеется Киршкалн.
– Когда станет с ними полегче, наверно, даже и куплю, хотя бы только для вашего удовольствия.

Он поднимается, берет фуражку.

– Возможно, у кого-нибудь есть вопросы помимо автомобилей?

– А Турция к нам очень враждебное государство?
– снова слышится голос Зумента.

Киршкалн пожимает плечами.

– Особо враждовать с Советским Союзом вроде бы ей не из-за чего. Некоторым странам, в том числе и Турции, мешает с нами сблизиться участие в НАТО и экономический нажим Америки, но назвать их отношение враждебным было бы неверно. А почему тебя заинтересовала именно Турция?

– Да так. Охота знать, на кого быть злее.

– Видали? Ты лучше на себя обозлись! Пойдем-ка поговорим.

– Да ну! Вам все равно ничего не докажешь.

– А может, удастся?

Зумент только глаза выпучивает и отходит в сторонку. Тогда Киршкалн уводит с собой Калейса.

– Кто из наших хочет заниматься керамикой?

– Шесть человек.
– Калейс достает листок и читает.
– Даже Зумент вызвался, но я не записал.

– Почему?

– Это он так. По-моему, руководительницу хочет взять на прицел. Откуда-то узнал, что вроде бы молоденькая и красивая.

– Есть кто-нибудь, кто раньше занимался лепкой?

– Никто, по все твердят, что в них есть скрытый талант.

Киршкалн читает список и думает.

– Мейкулиса и Межулиса не спрашивал?

– Межулис сказал - подумает, а Мейкулиса и спрашивать нечего. Ему разве что глину мять.

Киршкалн кладет список в записную книжку.

– Ну не скажи. Пусть он зайдет ко мне.

Трое из отмеченных - активные спортсмены, один хорошо играет на аккордеоне, один поет, а шестой работает при киномеханике. У них уже есть занятие, а вот у Межулиса, Мейкулиса и у Зумента нет ничего.

На Межулиса кое-какая надежда есть. Может, и в самом деле разрешить Зументу и уговорить Мейкулиса?

Правда, говорили, чтобы поначалу в кружок набрать ребят поспокойней, но за Зументом есть постоянное наблюдение. Ничего особо плохого он выкинуть не успеет. Можно бы попробовать.

В дверь осторожно стучат, и входит Мейкулис.

– Ты почему не хочешь заниматься в кружке керамики?

– Не знаю...

– А вдруг поправится? Ты знаешь, что такое керамика?

– Не-а.

– Ну видишь. А почему же не спросишь?

– Я все равно ничего не смогу.

– Сперва попробуй. Я как раз решил направить тебя туда.

Если воспитатель решил, то возражать нечего. Мейкулис стоит и молча ждет, когда позволят уйти.

– До драки не доходило?
– Киршкалн пристально разглядывает лицо воспитанника, но синяков незаметно.
– Денег больше не требуют?

– Не, теперь мне совсем хорошо.

– Тогда спокойной ночи!

* * *

На очередном совещании воспитателей Озолниек вынимает из ящика стопочку бумаги и раздает каждому по листку.