– Напишите фамилии пятерых, на ваш взгляд, самых отрицательных воспитанников, - обращается он к подчиненным и встает за письменным столом.

Воспитатели переглядываются. Снова начальник придумал какой-то номер! Конечно, ребят они знают, но кто из них - самые отрицательные? Оказывается, вопрос не так прост и к тому же вызывает странное волнение. Кто же все-таки эти пятеро худших?

Слегка отвернувшись друг от друга, как ученики за контрольной, они сосредоточенно думают и шштут.

Перед их мысленным взором проходят десятки лиц.

Вот этот, а может быть, тот? Нет, пожалуй, этот похуже. А Озолниек стоит за столом и смотрит. Слишком долго раздумывать тоже нельзя, демонстрируя неповоротливость своих мозгов.

Наконец все листки сданы начальнику. Он раскладывает их рядом, достает записную книжку, раскрывает и кладет на стол.

– Здесь записаны мои кандидатуры.

Фамилии двух воспитанников фигурируют во всех списках, в том числе и в записной книжке: Цукер, по прозвищу Мартышка, и Струга, он же Чингисхан. У семерых числится Зумент, у четырех - Бамбан.

– Неплохо. Наши мнения совпадают, - Озолниек быстро выписывает пятерых, набравших наибольшее число "голосов", и зачитывает.
– Эту пятерку надо взять на особый прицел, но не спускать глаз и с мелкоты - их адъютантов и подручных. С последними этапами наши отрицательные получили пополнение и стали активней. Возрождаются кое-какие изжитые явления - побои, холуйство. Главарям заправляют койки, стирают им носки, отбирают продукты, вымогают деньги. Одним словом, "подполье" организуется и действует, потому что почувствовало- себя крепче. Насколько можно заметить, стимулом послужил Зумент.

Мы должны дать соответствующий отпор, чтобы мальчишки не подумали, будто и здесь, в колонии, они останутся заправилами. Надо активизировать ребят, у которых мозги уже встали на место, чтобы они не занимали позицию сторонних наблюдателей, а помогали.

Затем дальше, - Озолниек окидывает взглядом воспитателей.
– Есть у меня еще кое-какие мыслишки. Что вы скажете насчет того, чтобы служащие организовали свою футбольную команду? Мы ведь с вами не какие-нибудь доходяги, а мужчины в расцвете сил. Кроме того, офицеры обязаны заниматься спортом. Пригласили бы учителей, из производственного отдела, из хозчасти. Короче - сборную работников колонии. Да кто из нас в детстве не любил погонять мяч?

Все молчат. Как всегда, "мыслишки" Озолниека несколько огорошивают.

– Я и сам приму участие, - добавляет он.

– И с кем же мы будем соревноваться?
– раздается чей-то недоумевающий голос.

– С ребятами, разумеется.

– Они вам всыпят, - это уже говорят многие.

– Возможно, - усмехается Озолниек, - но я надеюсь, это не слишком нас обескуражит. Хотя, кто его знает - ведь некоторые из нас окончили физкультурный институт.

– Так это же давно. Теперь ноги как деревянные, не гнутся.

– Вот и надо их поразмять.

Народ в смущении. Мало ли затей и хлопот сыплется на их головы, а теперь изволь еще в футбол играть. Видно, нет угомону на этого Озолниека. И как еще это отразится на авторитете работников, если они станут бегать в трусиках по спортплощадке? Если б хоть умели играть по-настоящему, тогда куда ни шло, но что-то сомнительно...

Словно угадав мысли своих подчиненных, Озолниек продолжает:

– Боитесь показаться смешными? Чепуха. Нечего важничать. Ну, конечно, первую тренировку можно провести отдельно, на городском стадионе. Если у кого-то совсем не будет получаться, зачислим в запас, но в целом все это будет иметь колоссальное воспитательное значение, и если мы объявим, что с командой - победительницей турнира будет играть сборная работников колонии, вы не представляете, какой это вызовет у них энтузиазм! Ребята будут лезть из кожи вон, лишь бы доказать нам свое превосходство. Готов дать руку на отсечение, что это станет главной темой их прмыслов и разговоров. А о чем лучшем можем мы с вами мечтать? Кроме того, это нас сблизит с ребятами. Ну, так куо "за"?

– Можно попробовать, но все это выглядит как-то несерьезно.

– А чем плохо, если даже и несерьезно?
– задиристо спрашивает Киршкалн.
– Несерьезное тоже необходимо, без него жизнь потускнеет. Представьте себе мою кривоногую фигуру на футбольном поле. Мне уже сейчас смешно, а посмеяться от души это как раз, может быть, то самое, чего нам тут зачастую не хватает.

Пишите меня, - поворачивается он к Озолниеку.
– Только в защитники! В форвардах мне не выдержать.

– Стало быть, договорились!
– подводит итог Озолниек, хотя было и несколько возражений. Некоторым кажется, что затея обречена на провал. Вторая мыслишка такова.
– Он поднимает руку.
– Не кажется ли вам, что коридоры общежитий слишком пусты и упылы? За километр чувствуется, что это место заключения. Я не юворю о лозунгах на стене и о стендах. Не хватает чего-то другого.

– Чего же еще надо?

Оказывается, Озолниек имеет в виду комнатные растения, какую-нибудь иальму или хотя бы фикус.

Быть может, у воспитателей или у их родни найдется лишнее деревце или кустик, понапрасну пылящиеся в углу? И не в одних коридорах - в комнатах воспита-.

телей тоже нужна зелень, которая ласкала бы глаз, в особенности зимой.

Воспитатели думают, обмениваются соображениями.

Многие считают, что коридоры темны и у цветов там будет слишком короткий век; мальчишки пообрывают у них листья, поразбивают горшки.