Река оказалась довольно глубокой, по крайней мере я не достал дна. Течение было слабым, я без труда доплыл под водой к одному из баков, где и спрятался под ледоломом, копьеобразной двухскатной крышей из толстенных брусьев.

Я слышал, как они матерились, бегая по мосту, пытаясь высмотреть меня. Но я сидел тихо, как мышка, до боли в суставах сжимая бесполезный пистолет. Их беготня продолжалась недолго: как я и предполагал, им было недосуг спускаться под мост, чтобы поискать меня там.

– Хрен с ним...
– матернулся хриплый бас.
– Кажись, я его срезал. Рвем отсюда...

И только после этих слов я почувствовал, что у меня болит левая нога. Осторожно ощупав бедро, я едва не охнул - зацепило все-таки! Ну да ладно, главноежив...

– Машина!
– крикнул кто-то из бандитов.
– Смываемся!

– Не паникуй дура!
– отозвался хриплый бас.
– Это как раз то, что нам надо. Не видишь, в кабине только водило.

Теперь и я услышал шум мотора.

Машину они "сняли" элементарно. Уж не знаю, что они там сотворили с водителем, но вскоре шум мотора стал удаляться. Выждав еще минут пять, я, набрав побольше воздуха, нырнул.

Выбрался я на берег метрах в тридцати от моста по тернию в чахлой осоке. Ковыляя к дороге, мокрый, весь в тине и уставший донельзя, я думал, почему-то совершенно не ощущая радости: "Опять я не дался ей, безносой... В который раз... Поживем..."

День выдался пасмурным, время от времени накрапымл мелкий занудливый дождь. И настроение у меня было под стать погоде, скверное: сержант-водитель в реанимации, неизвестно, выживет ли, хозяин "Волги", захваченной бандитами, на ладан дышит, саму машину нашли в яру и полусотне километров от моста, опергрупa застала на даче Лукашова полный разгром и труп его матери. Судмедэксперты установили, что у нее не выдержало сердце - еще бы, при виде этих вооруженных "горилл" в масках. И опять они что-то искали...

Единственной зацепкой была "Лада" и ее мертвый водитель, личность которого я установил без особого труда: некий Осташко Леонид Петрович по кличке Лабуx бас-гитарист оркестра ресторана "Дубок", отсидевший четыре года за угон автомашин. "Лада" была тоже ворованная и находилась в розыске с прошлого года, но тем не менее документы на нее были в полном ажуре, а номера выданы на вымышленную фамилию.

Обыск в квартире Осташко-Лабуха оказался очередной пустышкой. Жил он после отсидки замкнуто, к нему никто не ходил, комнату снимал у чужих людей, пенсионеров родители его проживали в деревне. Комната была чисто прибрана, ухоженная-и никаких бумаг, кроме паспорта...

Я шел по кривым закоулкам Ганзовки (поселка на окраине города), которая издавна пользовалась дурной славой среди горожан. Новостройки постепенно поглощали безобразное и хаотическое скопление довоенных бараков и мазанок, местами полуразваленных и вросших в землю почти по окна, крытых только кусками ржавой жести. Но все же Ганзовка не сдавалась, упрямо цепляясь за лысые бугры и поросшие чертополохом канавы, жила своей жизнью, темной, тайной и жестокой к чужакам, которые по недомыслию или случайно забредали на ее грязные колдобистые улочки без названий.

Искал я пристанище дружка Лабуха, адрес которого под большим секретом подсказала мне уборщица ресторана, рано состарившаяся женщина с испуганными глазами. "Только никому не говорите, что это я... Христа ради... Очень прошу..." - шептала она мне, дрожа всем телом...

Убогую покосившуюся развалюху, где жил дружок Лабуха, я нашел не без труда. Хорошо, помогли всезнающие мальчишки. На мой стук долго никто не откликался, и я уже было засомневался в благоприятном исходе моей "экспедиции", как вдруг за дверью послышался кашель, и хриплый голос спросил:

– Кто?

– Открывай, увидишь...

– Какого хрена...
– проворчал хриплый голос, и дверь отворилась.

На пороге стоял худой человек в давно не стиранной голубой майке и "семейных", в цветочек трусах.

– Я тебя не знаю, - подозрительно глядя на меня, сказал он и попытался закрыть дверь.

– Погодь, Лузанчик, - я придержал дверь.
– Разговор есть...

Лузанчик-кличка дружка покойного Лабуха. Фамилию и имя его я так и не смог выяснить, этого никто не знал. Все с незапамятных времен кликали его только так.

– Мент?
– хмуро поинтересовался Лузанчик.

– Угадал.

– Имею право не пустить в свою квартиру, - нахально заявил Лузанчик, с воинственным видом загораживая вход.

– Имеешь, - согласился я, широко улыбаясь.
– Но не стоит...

– Пугаешь?

– Чего ради? Я же тебе сказал - хочу поговорить.

Важное дело, Лузанчик. Очень важное...

– Убедил...
– как-то сразу боевой пыл Лузанчика рассеялся, и он, опустив плечи, поплелся, шаркая рваными шлепанцами по грязному полу, внутрь своей "квартиры".