Шрифт:
– Вы горничная?
– с любопытством спросил Илья.
Барышня перестала улыбаться, у неё дрогнули брови, она выпрямилась и с важностью сказала:
– Я не горничная, а хозяйка этой квартиры, и муж мой...
– Да разве вы замужем?
– с удивлением воскликнул Илья и недоверчиво оглянул сухонькую, стройную фигурку хозяйки. На этот раз она не рассердилась, а засмеялась звонко и весело.
– Какой вы смешной! То горничной называет, то не верит, что замужем...
– Да как верить, ежели вы совсем девочка!
– тоже с усмешкой сказал Лунёв.
– А я уже третий год замужем, муж мой околоточный надзиратель...
Илья взглянул ей в лицо и тоже тихонько засмеялся, сам не зная чему.
– Вот чудак!
– передёрнув плечиками, воскликнула женщина, с любопытством разглядывая его.
– Ну, что же, - снимаете комнату?
– Решённое дело! Прикажете дать задаток?
– Конечно!
– Я часика через два-три и перееду...
– Пожалуйте. Я рада такому постояльцу, - вы, кажется, весёлый...
– Не очень...
– усмехаясь, сказал Лунёв.
Он вышел на улицу улыбаясь, с приятным чувством в груди. Ему нравилась и комната, оклеенная голубыми обоями, и маленькая, бойкая женщина. Но почему-то особенно приятным казалось ему именно то, что он будет жить на квартире околоточного. В этом он чувствовал что-то смешное, задорное и, пожалуй, опасное для него. Ему нужно было навестить Якова; он нанял извозчика, уселся в пролётку и стал думать - как ему поступить с деньгами, куда теперь спрятать их?..
Когда он приехал в больницу, оказалось, что Якова только что купали в ванне и теперь он спит. Илья остановился в коридоре у окна, не зная, что ему делать, - уйти или подождать, когда товарищ проснётся. Мимо, тихо шлёпая туфлями, проходили один за другим больные в жёлтых халатах, поглядывая на него скучающими глазами; со звуками их тихого говора сливались чьи-то стоны, долетавшие издали... Гулкое эхо разносило звуки по длинной трубе коридора... Казалось, что в пахучем воздухе больницы невидимо, бесшумно летает кто-то, вздыхая и тоскуя... Илье захотелось уйти из этих жёлтых стен... Но один из больных шагнул к Илье и, протягивая руку, сказал негромко:
– Здравствуй!..
Лунёв поднял глаза на него и отшатнулся, изумлённый...
– Павел!.. И ты здесь?
– А кто ещё?
– быстро спросил Павел.
Лицо у него было какое-то серое, глаза смущённо и тревожно мигали... Илья кратко рассказал ему о Якове и воскликнул:
– Как тебя перевернуло!
Павел вздохнул; губы у него вздрогнули; как виноватый в чём-то, низко опустив голову, он хриплым шёпотом повторил:
– Перевернуло...
– Что у тебя?
– участливо спросил Лунёв.
– Ну... Будто не знаешь...
Павел мельком взглянул в лицо товарища и снова опустил голову.
– Заразился?
– Конечно...
– Неужто от Веры?
– От кого же?
– угрюмо ответил Павел.
Илья тряхнул головой.
– Вот и я когда-нибудь тоже влечу...
Павел, доверчиво глядя в глаза ему, сказал:
– Я думал - ты побрезгуешь теперь мной... Шатаюсь тут, вдруг вижу ты!.. Стыдно стало... отвернулся, прошёл мимо...
– Умён!
– с укором сказал Илья.
– Кто тебя знает, как взглянешь? Болезнь поганая... Вторую неделю здесь торчу... Такая тоска, такая мука!.. Ночью - словно на углях жаришься... Время тянется, как волос по молоку... И как будто в трясину тебя засасывает, и некого крикнуть на помочь...
Он говорил почти шёпотом, а лицо у него вздрагивало, руки судорожно мяли полы халата.
– А Вера где?
– задумчиво спросил Илья.
– Чёрт её знает, - с горькой усмешкой сказал Грачев.
– Не ходит?
– Приходила раз - я выгнал... Видеть я её не могу!
– зло прошептал Павел.
Илья укоризненно взглянул на его искажённое лицо и сказал:
– Ну, это ты ерунду порешь!.. Коли хочешь справедливости, так и сам будь справедлив. Чем она виновата?
– А кого мне винить?
– вполголоса горячо воскликнул Павел.
– Кого? Я ночи напролёт думаю - отчего моя жизнь скомкалась? Оттого, что я Веру полюбил, да?.. Про мою к ней любовь - в небе звёздами не напишешь!..
Глаза Павла покраснели, из них тяжело выкатились две большие слезы. Он смахнул их со щёк рукавом халата.
– Всё это пустые слова...
– сказал Лунёв, чувствуя, что ему Веру жалко больше, чем Павла.
– Ты мёд пил - хвалил: силён!
– напился - ругаешь: хмелён!.. А каково ей? Ведь и её заразили?
– И её!
– сказал Павел и дрогнувшим голосом спросил:- А ты думаешь, не жалко мне её? Я её выгнал... И, как пошла она... как заплакала... так тихо заплакала, так горько, - сердце у меня кровью облилось... Сам бы заплакал, да кирпичи у меня тогда в душе были... И задумался я тогда надо всем этим... Эх, Илья! Нет нам жизни...