Шрифт:
И потом, потом, когда его спасла бы какая-нибудь тысяча рублей, он даже и не пошел искать этой тысячи. Он знал уже людей, он был уверен, что это сумма невероятная.
Но еще недавно, в порыве безумной мечтательности, ему, истощенному болезнию, страданием и развратом, вздумалось, что люди, владеющие миллионами, должны менее других ценить деньги. Он рассуждал очень просто, что сам он, если бы имел миллионы, то способен был бы бросать тысячи. Бедный безумец! к одному из миллионеров писал он письмо, странное, нелепое, просительное и вместе гордое, которого смысл был почти таков: "Вы богаты - я беден, у меня есть способности, но нет ни одного дня спокойствия. Вы можете дать мне год спокойствия, и я заплачу вам потом за это".
Разумеется, ответа он не получил, да, вероятно, письмо и не дошло до самого миллионера.
Перед ним все рисовался этот величавый образ, повелительный, прекрасный.
Боже! он так же, как и этот человек, мог быть выше многих, как и этот человек, он мог так же свободно и равнодушно требовать любви от прекрасной девочки.
И опять безумная мысль озарила голову Антоши.
Утро сияло... Было восемь часов.
Антоша порылся в кармане, но не нашел там ничего.
Тем не менее, дошедши до Васильевского острова, он кликнул извозчика и, садясь на него, сказал ему:
– В Большую Мещанскую!
– ---
Званинцев проснулся, но лежал еще в постели.
Комнаты его были убраны со строгой простотой и изяществом, но, по особенной странности, спальня была обита пламенно-красным штофом.
Перед спальнею был кабинет, в средине которого стоял огромный письменный стол, а по стенам шкафы с книгами.
Званинцев курил сигару и пил чай.
– Не принимать сегодня никого, кроме Воловского, - сказал он своему слуге.
– Слушаю-с, - отвечал тот и хотел выйти, но Званинцев остановил его.
– Сходи сегодня к Мензбиру, снеси туда книги, которые я приготовил на столе, и отдай кому-нибудь, сказавши, что это от меня барышне; ступай сейчас и пошли Ивана.
– Слушаю-с, - сказал опять лакей и вышел. Через полчаса раздался звон колокольчика.
– Кто был?
– спросил Званинцев другого вошедшего лакея,
– Какой-то чиновник, - отвечал тот, ибо в Петербурге слово "чиновник" заменяет московское слово "барин" для обозначения каждого, кто одет не в длиннополый сюртук.
– Кто такой?
– Не знаю-с, фамилии не сказал, и оставил вам записку.
– Подай!
Званинцев пробежал записку и спросил опять:
– Что? он ушел?
– Ушел-с!
– Нельзя ли его воротить? Лакей побежал в переднюю.
– Что за странность!
– подумал Званинцев, перечитывая опять записку: "Человек, видевший вас только раз, имеет нужду вас видеть".
– Это любопытно.
Вошел Антоша.
Званинцев поклонился ему без всякого удивления, но спросил его довольно сухо:
– Что вам угодно?
– Мне нужно говорить с вами, - отвечал тот, невольно потупляя глаза перед строгим взглядом Званинцева, и дрожащим голосом.
– Ну-с, я вас слушаю...
– сказал тот, опираясь подбородком на руку и не спуская с Антоши глаз.
– То, о чем я буду говорить с вами, так странно...
– Нужды нет.
– Вы богаты...
– Гм! вам, верно, нужны деньги?
– Вы бросаете тысячи.
– Прямо к делу. Вам нужны деньги?
– Да, - сказал Антоша, с твердостию встречая взгляд Званинцева насмешливый и суровый.
– Хорошо, я не стану вас спрашивать даже, на что вам нужны деньги, деньги вещь очень важная, но сегодня я еще могу их бросить. Много ль вам?.. тысячи три, четыре?
– Две, - спокойно сказал Антоша, - но так я не возьму ваших денег, вы должны меня выслушать.
– К чему?
– Вы должны меня узнать, - настойчиво сказал Антоша.
– Я вас знаю, - спокойно отвечал Званинцев.
– Как паразита Сапогова?
– На что вам? не все ли вам равно?
– Нет, я не возьму ваших денег, - проговорил твердо Антоша, вставая со стула, на который он сел без приглашения.
– Безумец!
– заметил с грустной улыбкой Званинцев.
– Безумец! повторил он.
– Ну, утешьтесь, я знаю вас, как безумца.
Несмотря на язвительную несмешливость тона, Антоша понял, что Званинцев глубоко заглянул в его душу.
– Отоприте этот ящик, - начал ласково Званинцев, подавая Антоше ключ и указывая на ящик, стоявший на столе подле постели.
Антоша отпер.
– На левой стороне депозитки, {18} берите ими, да берите уж тысячу серебром, что за глупое жеманство?