Холт Виктория
Шрифт:
В неожиданной ярости я закатила ему затрещину, и на этот раз он не успел мне помешать. Я ненавидела его не столько из-за жестоких слов и грязных намеков, которые отравляли пережитый мною восторг, сколько потому, что теперь я как никогда была уверена в том, что именно он донес на отца. Если бы я полностью была убеждена в этом, я бы убила его.
От моего удара он качнулся к перилам, упал и скатился на две-три ступеньки. Я поспешила вверх по лестнице в свою комнату.
Сидя в кресле, я наблюдала восход солнца. Я заново пережила эту ночь соединение с мужчиной, которого любила, и встречу с человеком, которого ненавидела. "Божественное и земное!" - думала я. Но у них есть нечто общее. Жажда власти.
Я задремала, и сны мои были о них обоих. Во сне я лежала с Бруно на траве, он склонился надо мной, и неожиданно его лицо стало лицом Саймона Кейсмана. Любовь и похоть - так близко и так далеко.
Вставало солнце. Все было полно свежести. Я была взволнована, пытаясь угадать, что принесет мне день.
Позже утром ко мне зашла мать.
– Твой отчим ушиб лодыжку, - сказала она.
– Минувшей ночью он упал с лестницы.
– Как это он умудрился?
– спросила я.
– Он поскользнулся. Сегодня он не выйдет. Фактически я настояла, чтобы он полежал.
Она многозначительно посмотрела на меня. Иногда она бывала настойчива. Но я догадалась, что он предпочел остаться в своей комнате, чтобы не встречаться со мной.
– Я должна проследить, чтобы ему поставили припарки, - сказала она.
– Нет ничего лучше для лечения ушибов, чем попеременно прикладывать горячее и холодное. Я благодарю Бога, что готов настой из ромашки. Он снимет боль, и я думаю дать ему немного макового сока. Сон всегда полезен.
Я сказала:
– Человек всего лишь ушиб лодыжку, мама, а ты говоришь так, словно он заболел чумой.
– Не говори так, - побранила меня она, оглядываясь через плечо.
А я удивлялась тому, что этот человек дал ей счастье, которого не смог дать такой святой человек, как отец.
Мне хотелось побыть одной, помечтать о будущем. "Что будет дальше? спрашивала я себя.
– Увижу ли я его сегодня? Пошлет ли он мне весточку?" День казался длинным и скучным. Каждый раз, заслышав шаги на лестнице, я надеялась, что это одна из горничных идет сообщить мне, что Бруно ждет меня.
После полудня ко мне в комнату пришла мать. От разочарования я почувствовала себя больной.
Мать выглядела взволнованной.
– В Аббатстве новые люди. Дорогая, твоему отчиму, наверное, это не понравится. Я очень надеюсь, что они будут хорошими соседями, это было бы так приятно. Как ты думаешь, будет хозяйка дома интересоваться садоводством? Там столько земли. Я уверена, что она преуспеет в этом.
– Возможно, она станет твоей соперницей, - сказала я.
– Разве тебе понравится, если она вырастит более красивые розы, чем ты?
– Я всегда готова поучиться. Хотелось бы знать, что эти люди будут здесь делать со всеми этими бесполезными зданиями. Я думаю, они снесут их и построят что-нибудь новое. Именно это планировал сделать твой отчим.
– А теперь ему придется отказаться от своих планов, и он будет лелеять свое горе, как ушибленную лодыжку.
– Ты всегда так неблагодарна по отношению к нему, Дамаск. Я не понимаю, что с тобой произошло.
Она продолжала говорить об Аббатстве и была очень разочарована тем, что я не проявила достаточного интереса.
***
Я ждала вестей от Бруно. Мне не терпелось задать ему столько вопросов! Мною овладел ужасный страх. Что если я больше никогда его не увижу? У меня было ощущение, что наши клятвы и даже наша брачная ночь были чем-то вроде ритуала. Мне казалось, что все время он пытался доказать мне свою необычность. Даже в его словах о любви было что-то таинственное. Мне пришло в голову, что он хочет уверить самого себя в том, что он не такой, как все. Я знала о его гордыне, и то, что Кезая объявила его своим сыном, унизило его так сильно, что он отказывался этому верить.
Я пыталась объяснить его поступки земными мотивами. Но, кто знает, может быть, он на самом деле сверхчеловек?
Я была огорчена и взволнована. Мне не хотелось выходить из комнаты и я не желала видеть ни Руперта, ни отчима. Что до моей матери, то ее болтовня раздражала меня. Я могла только мечтать о том, что Бруно придет ко мне.
Прошло три дня с той ночи, когда мы с Бруно дали клятву. Саймон Кейсман все еще не выходил из комнаты и нянчился со своей лодыжкой, которая, как я подозревала, была не так плоха, как он утверждал.
Я была у себя, когда пришла горничная и сказала, что в зимней гостиной посетитель. Моя мать тоже там и послала за мной.
Я не была готова к тому, что меня ожидало. Когда я появилась в дверях зимней гостиной, ко мне подошла матушка. На лице ее было написано недоумение.
– Здесь новый владелец Аббатства, - запинаясь, произнесла она.
Я вошла. Бруно встал со стула, чтобы приветствовать меня.
***
События приняли такой странный оборот, что, казалось, я могу поверить всему, каким бы фантастическим оно не было. Бруно, Дитя Аббатства, обреченный на нищету Бруно, который еще несколько ночей назад просил меня разделить с ним жизнь, полную лишений, был хозяином Аббатства!