Шрифт:
— Значит, надо учредить гарнизоны тем же путем, что я предлагаю и для Сампитея, — сказал Сафар.
— Что? И так же заменить моих солдат ихними?
— А что тут такого? — спросил Сафар.
— До сих пор, — сказал Ирадж, — я обходился людьми с родных равнин.
— Для начала это мудрая политика, — сказал Сафар. — Но если ты король королей, правитель всего Эсмира, то надо рассчитывать на преданность всех подданных, а не только жителей равнин. А это, мой друг, и есть главнейшая причина прекращения политики резни. К тому же ты сам говорил, что тебе не нравится проливать кровь. Возможно, это нежелание и не имеет ничего общего с той слабостью, которую, как ты утверждаешь, унаследовал от отца. Возможно, просто в подсознании ты понимаешь, что требуются новые способы управления империей, сравнимой с владениями Алиссарьяна. И все, что я сейчас сделал, это изложил таившиеся до сих пор в тебе мысли.
Ирадж задумался, затем сказал:
— Я сделаю так, как ты предлагаешь. С Сампитея мы и начнем.
Он указал на карты.
— Определенно, так ситуация становится намного легче. И до начала зимы весь юг мне покорится. А весной… — он провел линию до Божественного Раздела, — …мы двинемся на север и пересечем Киранию, как некогда Алиссарьян. — Он устало откинулся на спинку стула. — Придется по пути к морю все время сражаться. Интересно, сколько лет уйдет на это? Доживу ли я?
— Доживешь, — сказал Сафар.
Ирадж улыбнулся:
— Ты прав. Ведь мы же видели друг друга в том видении. Демоны у наших ног, и мы приближаемся к воротам Занзера.
— Я помню, — сказал Сафар.
Ирадж помолчал, затем спросил:
— Ты часто думаешь о демонах? Помнишь, как мы столкнулись с ними на перевале?
— Это не самый мой любимый кошмар, — сказал Сафар.
— Думаешь, Коралин был прав? И они представляли собой лишь шайку бандитов, случайно оказавшихся в краю людей?
— У меня нет доказательств ни за, ни против, — сказал Сафар. — Я облазил все библиотеки Валарии в поисках исторического прецедента. — Он покачал головой. — Такового не нашлось. Однако с тех пор случилось много странного. Засухи, эпидемии чумы и войны.
Ирадж задумчиво усмехнулся.
— Что ж, откуда берутся войны, мы знаем, — сказал он. Он похлопал себя по груди. — Что же касается остального, то должны быть естественные причины происходящего.
— Не думаю, — сказал Сафар. Он поведал другу о своих исследованиях на тему Хадин. Затем рассказал о волшебном черве из Кишаата.
Когда он замолчал, Ирадж сказал:
— Я много раз вспоминал тот вечер в горах. И твое последующее видение. Я, в отличие от тебя, не провидец, друг мой, но расскажу тебе, что надумал. Возможно, что-то действительно произошло в далекой Хадин. Лично я расцениваю это как небесное знамение. Знамение, которое совершенно сочетается с твоим видением относительно меня и Алиссарьяна. Я всерьез полагаю, что мир представляет собою перекресток. В одной стороне лежат бедствия, хотя, что их вызывает, я сказать не могу. В другой — надежда и яркое будущее.
Он вновь постучал себя по груди.
— И надежда эта и будущее связаны со мной. Если я добьюсь успеха, все установится как надо.
— Молюсь, чтобы ты оказался прав, — сказал Сафар. — И собираюсь всеми своими силами помочь доказательству твоей правоты.
Ирадж рассмеялся:
— Хорошо сказано, брат мой. Вместе мы все одолеем. Никто против нас не устоит.
Сафар улыбнулся вместо ответа. Но думал при этом: «Есть ведь еще и демоны, Ирадж. Существуют эти самые демоны».
На следующий день Сафар прощался с цирком. Он положил мешочек золота в ладонь Бинера. Мешочек оказался таким тяжелым, что могучий карлик от удивления чуть не уронил его.
— Что это? — спросил Бинер.
— Стоимость билетов за целый век, — улыбаясь сказал Сафар. — Надеюсь, у тебя всегда найдется для меня свободное местечко.
— Конечно, найдем, — сказала Арлен, промокая слезу носовым платком.
— Да только что за цирк без Мефидии и летающего корабля, — сказал Бинер.
— Хотел бы я их вернуть, — ответил Сафар. — Но могу помочь лишь золотом.
— Сделаем самый хороший цирк, который только сможем, — пообещал Бинер. — Ты будешь гордиться нами.
— Я уже горжусь, — сказал Сафар. — И всю оставшуюся жизнь буду вспоминать те месяцы, что провел вместе с вами.
— Ты теперь богатый человек, — вздохнул Бинер. — Могущественный. Но если мы тебе когда-нибудь понадобимся… — Его захлестнули чувства, и он отвернулся, чтобы высморкаться в тряпку. Справившись с волнением, он сказал: — Да что там говорить, ты же понимаешь, что я имею в виду!
— А как же, — сказал Сафар, вытирая слезы.
Затем он обнял их всех по очереди. И бросился прочь, страшась, что проявит слабость и этим же вечером ускользнет вслед за ними.
Когда Лейрия пришла к нему в следующий раз в постель, он чуть не прогнал ее. Но вскоре понял, что легче смириться с ее объятиями, чем избавиться от нее. Она оказалась страстной, искусной любовницей. Он больше не называл имя Мефидии, но всегда помнил о ней. Он не знал, как воспринимать Лейрию. По ее поведению он не мог понять: действительно ли она питает к нему нежные чувства или просто является шпионкой короля? Ночью она сгорала в его объятиях, а днем становилась холодной профессионалкой, подозревая любого приближающегося мужчину в недобрых намерениях.