Шрифт:
— А вы не знаете, почему? — спросил Хенри.
Таппенс взглянула на Хенри, и у нее в голове промелькнула мысль, что она и Хенри похожи на двух полицейских ищеек, идущих по одному следу.
— Я думаю, что его убили намеренно, и я думаю, что ты, как его родственник, и я хотим знать, кто так жестоко с ним обошелся. Но, возможно, Хенри, ты уже знаешь — или догадываешься.
— Не, не догадываюсь, — сказал Хенри. — Просто иногда слышишь вещи, и я знаю, про каких людей дядя Айз говорит — говорил, — что они таят на него злобу, потому что он слишком много о них знает, о том, что они знают и что произошло. Но это все люди, которые давно померли, и сейчас уже толком ничего и не вспомнишь.
— Ну, — сказала Таппенс, — я считаю, ты должен помочь нам, Хенри.
— Вы хотите сказать, что разрешите мне участвовать с вами? Я имею в виду, разнюхивать всякие вещи?
— Да, — сказала Таппенс, — если ты сможешь не разболтать о том, что узнаешь. Я имею в виду, расскажешь мне, но не будешь говорить всем своим друзьям, потому что тогда узнают все.
— Ясное дело. Потому что они могут рассказать убийцам, а те могут напасть на вас и мистера Бересфорда, верно?
— Могут, — подтвердила Таппенс, — а мне бы этого не хотелось.
— Естественно, — сказал Хенри. — Значит, если я узнаю или услышу что-то, я приду к вам и предложу сделать какую-нибудь работу. Точно? Тогда я могу рассказать вам, что узнал, и никто нас не подслушает, но сейчас я ничего не знаю. Но у меня есть друзья. — Он вдруг подтянулся и принял вид, явно скопированный с какого-нибудь телегероя. — Я знаю кое-что, и никто не знает, что я это знаю. Они не знают, что я слушал, и думают, что я забыл, но я помню. Знаете, они скажут что-то, а потом скажут, кто еще знает об этом, а потом… Ну, знаете, если помалкивать, много узнаешь. Я думаю, это очень важно, верно?
— Да, — сказала Таппенс, — я тоже так считаю. Но нам нужно быть осторожными, Хенри. Ты это понимаешь?
— Ну да. Конечно, я буду осторожен. Обязательно. Он знал много об этом месте, — продолжал Хенри. — Мой дядя Айзек.
— Ты говоришь о доме или о саде?
— Ну да. Он знал кое-что о нем: куда ходили люди, что они там делали, где назначали встречи. Где можно было что-нибудь спрятать. Иногда он рассказывал об этом. Ма, конечно, не слушала. Она считала все это глупостями. Джонни, мой старший брат, тоже не хотел слушать. Но я слушал, и Клэренсу тоже было интересно. Он, знаете, любит такие фильмы, и прочее. Он сказал мне: «Чак, это прямо как в кино». Мы разговаривали об этом.
— Вы ничего не слышали о девушке по имени Мэри Джордан?
— А, да, конечно. Она была немецкой шпионкой, верно? Выведывала военные тайны у флотских, да?
— Кажется, так, — сказала Таппенс; решив, что лучше придерживаться этой версии. Про себя она извинилась перед призраком Мэри Джордан.
— Она, верно, была симпатичная, да? Красавица?
— Откуда мне знать? — сказала Таппенс. — Она ведь умерла, когда мне было годика три.
— А, ну да, конечно. Иногда о ней здесь вспоминают.
— Ты выглядишь возбужденной и запыхавшейся, Таппенс, — заметил Томми, когда в боковых дверях появилась его тяжело дышащая жена, одетая в платье для работы в саду.
— Так оно и есть, — ответила Таппенс.
— Наработалась в саду?
— Нет. Сама я ничего не делала, только стояла у салата и разговаривала, или, если хочешь, со мной разговаривали…
— Кто с тобой разговаривал?
— Мальчик, — ответила Таппенс.
— Предлагал помощь в саду?
— Не совсем. Это, конечно, тоже было бы неплохо. Нет. Он выражал свое восхищение.
— Садом?
— Нет, — сказала Таппенс. — Мной.
— Тобой?
— Не делай такой удивленный вид, — промолвила Таппенс, — и не говори таким удивленным голосом. Хотя, я согласна — подобные вещи иногда происходят, когда их меньше всего ожидаешь.
— А. Чем же он восхищался — твоей красотой или садовым одеянием?
— Моим прошлым, — ответила Таппенс.
— Твоим прошлым!
— Да. Он был немало восхищен, узнав, что я являюсь дамой, как он вежливо выразился, которая разоблачила немецкого шпиона в прошлой войне, маскировавшегося командором военно — морских сил.
— Боже ты мой, — проговорил Томми. — Снова Н или М. Неужели нам суждено всю жизнь слышать упоминания о них?
— Ну, я вроде бы не против слышать упоминания о них, — сказала Таппенс. — Почему бы и нет? Будь мы известными актерами, нам бы нравилось, что нас помнят.
— Понимаю твое отношение, — заметил Томми.
— И, думаю, это поможет нам в нашем расследовании.
— Мальчик, ты говоришь. Сколько ему лет?
— О, лет десять — двенадцать. Выглядит на десять, но ему, кажется, двенадцать. И у него есть друг по имени Клэренс.