Мефодий понял, что он в ловушке, но это его не испугало, в конце концов, он был настоящим львом. С удвоенной силой Мефодий напал на врага, все больше запутываясь в складках.

– Мефодий, подожди, сейчас я тебя освобожу, - сказал Митя, но только он прикоснулся к львенку, как тот отчаянно завопил.

– Ишь ты, она еще и кулаками дерется! Сейчас я ей покажу!

И Мефодий завертелся под несчастной скатертью, колотя ее что есть силы.

– Ах так ты еще и ногами пинаться!
– кричал Мефодий, запутываясь все больше.

– Мефодичка, по-моему, она уже не пинается, - сказал Митя, присев на корточки и пытаясь высвободить своего маленького друга. Но чем больше он старался это сделать, тем отчаяннее сопротивлялся Мефодий.

Наконец Митя понял, что самому ему не справиться, и позвал Авосю, который все это время стоял в сторонке и наблюдал за происходящим с видом человека, чье кулинарное искусство не оценили, хотя он готовит гораздо лучше.

– Авося, убери эту противную скатерть, - взмолился Митя.

– Ты ведь хотел подарить ее маме, - сказал Авося.

– Я думаю, что мама не очень огорчится, если не получит такого подарка, - сказал Митя.

– Так и быть.
– Авося взмахнул рукой, и скатерть исчезла.

Запыхавшийся Мефодий еще пару раз прыгнул, изображая страшную свирепость, но, увидев, что скатерти больше нет, сказал:

– Ее счастье, что она исчезла, а то я бы ей показал.
– И, обессиленный, свалился Мите на руки.

– Ты сражался, как настоящий лев, - сказал ему Митя.

От похвалы Мефодий пришел в себя.

– Для меня это пустяки, - скромно потупился он.

– Ну, кто вас гораздо лучше накормил?
– спросил Авося.

– Ты, - вынужден был признать Митя.

– А что я говорил!

– Знаешь, хотя ты нас и накормил гораздо лучше, но почему-то все-таки очень хочется есть, - сказал Митя.

– Ну ты и обжора! Сколько можно есть?
– пожал плечами Авося.

– Когда я вернусь домой, то буду есть все подряд, - сказал Митя. Маме вовсе не придется меня упрашивать. Даже молоко пить буду, честное слово.

– А хочешь, пойдем на Молочную реку Кисельные берега?
– предложил Авося.

Митя немного подумал и отказался. Было бы очень обидно утонуть в киселе - берега-то жидкие.

– А мама мне читала, что в далеких странах есть молочные деревья, и еще колбасные, и хлебные. Только на них хлеб не растет, - с сожалением сказал Митя.

– Чепуха! Что же тогда растет на хлебных деревьях, если не хлеб? Пойдем, сам увидишь, - сказал Авося.

– А куда мы пойдем?
– спросил Митя.

– В Какнадовую рощу.

В какую, в какую?
– не понял Митя. В Какнадовую. Там все-все растет как надо.

ГЛАВА 22. КАКНАДОВАЯ РОЩА

– А далеко эта Какнадовая роща?
– спросил Митя.

– Вот за теми деревьями. Сейчас услышишь, - сказал Авося.

Митя хотел было спросить, как же можно услышать рощу, и вдруг услышал:

– ДИНЬ-ДОН, ТИДИ-БОМ, ДЗЫНЬ!

– Что это?
– спросил Митя.

– Какнадовая роща, - сказал Авося загадочно. Друзья прибавили шагу. Чем ближе была роща, тем больше нарастал перезвон. Вскоре Митя увидел, что звенят бутылочки.

Это были не простые бутылочки, а те самые, что растут на бутылочных деревьях. Правда, больше эти деревья походили на огромные-преогромные бутылищи, из которых торчали веточки, а уж на них висело множество бутылок и бутылочек разного размера: начиная от самых маленьких флакончиков для духов, которые, видимо, еще не созрели, и кончая бутылками изпод лимонада.

Стоило подуть ветерку, как бутылочки и пузырьки, покачиваясь на веточках, стукались друг о друга и издавали мелодичный перезвон, а так как они были разные - большие и маленькие, - то и голоса у них были разные, и получалась настоящая бутылочная музыка, как будто играл целый оркестр маленьких ксилофончиков.

Мите ужасно понравились эти веселые деревья. Друзья шли, приплясывая и припрыгивая, под бутылочную музыку, пока не уперлись в толстенный железный столб.

– Это еще что за столб?
– спросил Митя, и в это самое время что-то с грохотом полетело на них сверху. Не успев понять, в чем дело, друзья бросились врассыпную.

Мефодий, который, как и остальные, бросился врассыпную, вдруг увидел, что небо над ним потемнело, грохот усилился. Мефодий сделал отчаянный прыжок. Раздался звон битого стекла, и стало темно.