– Почему?

– Потому что я корю всех подряд.

– У моей мамы тоже начинается приступ кори, когда я возвращаюсь.

– С неба на землю?

– Да нет, с прогулки. Каждый раз я совершенно случайно прихожу домой грязный. Иногда у мамы лопается терпение, и тогда у нее начинается этот самый приступ.

– Значит, вы пришли поговорить про корь?
– спросило Больное Воображение.

– Нет, вообще-то мы по делу, - сказал Митя.

– Тес, тише, - Больное Воображение приложило к губам палец.
– Разве ты не видишь, что кругом Пионы?

– Ну и что?
– спросил Митя так же тихо.

– А то, что Пионы только и делают, что шпионят.

– А зачем?
– спросил Митя, с опаской поглядывая на бело-розовые цветы.

– Просто так, - сказало Больное Воображение.

– Тогда это не страшно, - сказал Митя.

– Нет, страшно. И вообще вокруг очень много страшного!
– возразило Больное Воображение.

– Это Оно на меня, что ли, намекает?
– тихонько спросил Мефодий у Авоси.

– Наверняка, - кивнул Авося.

– Вообще-то я не всегда страшный.
– Мефодий застенчиво поковырял плюшевой лапкой землю.
– Хотя этого у меня, конечно, не отнять - настоящий лев и есть настоящий лев.

– Вот я и говорю, что все ужасно страшно. Хорошо еще, что у меня такой прочный замок.

– Я никогда не был в замке, - сказал Митя.

– Можешь радоваться. Теперь ты в нем побывал, - сказало Больное Воображение.

– Когда?

– Сейчас.

– Но я не был ни в каком замке, - возразил Митя (ведь нельзя же побывать в замке и даже не заметить этого).

– А где же ты, по-твоему, сейчас находишься?
– спросило Больное Воображение.

– На поляне, в лесу, - сказал Митя.

– Невежа! Какая же это поляна, когда это самый настоящий замок.

– Что-то и я никакого замка не вижу, - сказал Мефодий.

– Наверное, это понарошечный замок, - догадался Авося.

– Ничего не понарошечный, - обиделось Больное Воображение.
– Это самый настоящий воздушный замок.

– А-а-а, так он воздушный, - разочарованно протянул Митя.

– Конечно, воздушный, а какой же еще? Самое подходящее жилье для Больного Воображения. Главное, что он очень прочный.

– Ничего себе прочный, - презрительно фыркнул Мефодий.

– А вот попробуй его разрушить, тогда увидишь, - сказало Больное Воображение.

Мефодий огляделся и понял, что разрушить этот замок действительно совсем не просто, потому что разрушать просто совсем нечего.

– То-то и оно, что не можешь. И никто не может, - торжествующе сказало Больное Воображение.
– Я же говорило, что у него совершенно непробиваемые стены. Здесь я могу чувствовать себя в полной безопасности.

– От кого?

– Как от кого? Разве вы не видите, что в мире творится? Секвой воют, Ревень ревет во всю глотку, Агавы гавкают на кого ни попадя.

– Не гавкают, а лают, - поправил Митя.

– Глупости. Лают только Слайды, а Агавы гавкают. Слышите?
– спросило Больное Воображение, прислушиваясь.

Митя тоже прислушался, но ничего не услышал.

– Нет, - сказал он.

– Это потому, что окна закрыты, - пояснило Больное Воображение.
– Не выношу сквозняков. Больное Воображение опасливо огляделось и продолжило:

– Скажу вам по секрету, что недавно ко мне приковылял один знакомый Ковыль, и рассказал жуткую историю. Только об этом, чур, никому. На Анютины Глазки напала Куриная Слепота, - сказало Оно страшным шепотом.

– Да ну?
– спросил Митя, поглядев на куриную слепоту, которая так невинно росла рядом с анютиными глазками, как будто и не думала на них нападать.

– Но он их все равно всех проглотил, - добавило Больное Воображение.

– Кто проглотил?

– Львиный Зев.

– Неправда, никого я не глотал, - возмутился Мефодий.

– Конечно, не глотал, - успокоил его Митя.
– Львиный зев у нас на даче растет. Точно такой же, как тут.
– Митя показал Мефодию на причудливые бархатистые цветы и подумал, что, пожалуй, львиный зев не больше Мефодия способен кого-нибудь проглотить, но с Больным Воображением спорить не стал - ведь это его замок, ему виднее.

Мефодий придирчиво осмотрел почти тезку и сказал:

– Вот это и есть львиный зев?

– Да.

– Смехота это, а не львиный зев. Вот какой должен быть настоящий львиный зев, - Мефодий раскрыл плюшевый ротишко.