Шрифт:
Американец улыбнулся квадратной челюстью и показал пальцем на Вику:
– She can speak? ( Она может говорить?)
– Ноу, - поспешил ответил Жак и сделал грустное лицо.
– Что ты ему сказал?
– спросила Вика.
Грустное лицо пришлось сменить на гримассу разоблаченного лгунишки:
– Я ему сказал, что ты немая, - ответил Жак на ломанном немецком.
Вика так искренне засмеялась, что и капрал загрохотал до кашля, вытер глаза и показал вперед:
– Come, please. My boy, I old solder and I know that she - russian girls. ( Проходите, пожалуйста. Мой мальчик, я старый солдат и я знаю, что она русская).
Жак переменился в лице и загородил Вику.
– Don't be afraid, - капрал покачал головой, а потом показал на свои глаза, - I look - she like you! Go on! And - be happy! ( Не беспокойся, я вижу - она нравится тебе. Идите! И будьте счастливы!)
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *
Коль обо мне тебе весть принесут,
Скажут: "Изменник он! Родину предал",
Не верь...
Муса Джалиль
Подвиг возвращения
( семьдесят четвертый год, Россия)
Видеть хоть дым, от родных берегов вдалеке восходящий
Гомер
– Так, женщина, у вас за постель "уплочено"?
– в плоский проем купейной двери просунулась голова немолодой полной проводницы с огромным пучком на самом верху головы, на самой маковке, и проводница сама себе ответила, Ага. Уплочено. Кипяток вскипит, я вас покличу.
– Спасибо. Скажите, а когда Отрадокубанская?
– Скажу, все скажу, пока рано беспокоиться, - кивнула "двойная голова" и закрыла дверь.
– Вам Отрадокубанскую?
Напротив сидел пожилой мужчина с коричневой бородкой, верхние полки в это время года пустовали. Мужчина был похож на сушеный гриб, но глаза его горели светлой-светлой лазурью, от чего казалось, что старик - заколдованный молодец.
– Где-нибудь после Кантемировки подвалит народец, а потом всю ночь от Шахты до Ростова и там Тихорецк, Кропотный - не протолкнешься, - сказал мужчина, перехватив взгляд попутчицы, - шахтеры, железнодорожники, вот увидите.
– Я брала билет с трудом, - распевно произнесла женщина, - Никто в Москве в кассах не знал такую станцию. А сама - забыла.
– Я, выходит, с вами в один пункт еду. Вы не местная?
Она не знала, к чему относится вопрос собеседника, к Отрадокубанской или вообще к СССР. Акцент ее был едва ли заметен.
– Нет, но...
– женщина загадочно покачала крупными кудряшками.
На вид ей было лет сорок, она была хоть и крупная, но не полная, а статная, и просматривалась в ней внутренняя решимость и твердость, и удивительно было, на что ей эта решимость, когда обстоятельств к тому нет особенных.
– Далеко ли там-то?
– Станица Темиргоевская, - ответила она.
Голос был у нее тягучий, очень высокий и звонкий, таким голосом хорошо казацкие песни петь.
– А вы не волнуйтесь, ложитеся спать, нам еще две сутки ехать. А точнее будет - ровно одну. Я-то сам раньше в Темиргоевской жил, до войны. Потом в райцентр перебрался.
Женщина рассмеялась забавным словам старичка, стала прибирать предметы на столике. Старик вышел в коридор, деловито похлопывая себя по опухшим карманам штанов в поисках папирос.
После возвращения из Бельгии Стас снова стал ухаживать за Неллей, как в первые месяцы их знакомства. Нелли жила у подруги, и Азарову приходилось сторожить ее то у подъезда дома, то у дверей "Шаболовки", где она работала редактором программ.
Нелли поняла, что перед ней совершенно другой человек, когда Стас повел ее в зоопарк. Эту искренность нельзя было подделать. Она увидела его маленьким мальчиком, подростком, парнем, молодым мужчиной, студентом журфака - это все был он, чужой и самый родной на этом свете.
И тогда она сказала себе: зачем ссориться с человеком, если без него ты не можешь прожить и дня. Бессмыслица какая-то.
В том же году она ушла в декрет, а под Крещенские морозы родила девочку, которую назвали Виктория. Стас настоял. Он все уши ей прожужжал про свою командировку в Бельгию, и Нелли понимала, что она обязана своим семейным счастьем неизвестной далекой художнице с необыкновенной судьбой и немножечко ревновала, даже не ревновала, а завидовала такому сильному потоку света, который шел от этой личности и достигал ее мужа даже здесь, в Москве.
Нелли даже вспыхнула, когда поняла, кто звонит. Голос у Виктории был звонкий, чрезвычайно оживленный, веселый, Нелли показалось, что Виктория пытается доказать свое превосходство даже этим тоном.
Но Виктория всего лишь была благожелательна. Она радовалась, что в квартире Азарова - женщина, что она слышит русскую речь, что она едет в Москву!
– Нет, слушайте, - говорил Азаров бегая по перрону Курского вокзала, так же нельзя. Оправляем человека неизвестно куда. Без провожатых... Надо же спросить хотя бы...